Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

— Владыка, мы твоя поддержка, — неожиданно для Иоакима, сказал Иннокентий.

— Что? Ты здесь? — удивился патриарх. — Но как вошел?

— Владыка, так ты же меня позвал, — недоуменно сказал Иннокентий. — Я прибыл, как и велено.

Да, задумался Иоаким, забыл, что к нему с докладом пришел верный пес, который должен был следить за деятельностью одного неугомонного, и от того опасного, как считал патриарх, стрелецкого полковника. Патриарх и вовсе начинал сильно нервничать, плохо спать, если что-то ускользало от него, если Иоаким чего-то не понимал.

А в отношении полковника Стрельчина патриарх не понимал очень многое. Уже то, что этот молодой стрелец посмел украсть бумаги патриарха, чуть было не заставило Иоакима пересмотреть свое отношение к миру и людям.

Неужели можно вовсе подходить к вещам патриарха? Не убоятся гнева Божьего? Как посмел Стрельчин? Даже бояре устрашились бы такое вытворять, а этот… А потом еще и шантажировал… Может и не христианин этот полковник? Латинян какой, или того хуже, жидовствующий. Нет, еще хуже — еретик заблудший в старом и неправильном обряде.

— Ты бумаги нашел? — спросил патриарх своего соратника. — Не так легко было добиться, кабы Стрельчину указали головой стать стремянных, что встречали послов имперских и ляхов. Так ты достал бумаги, проник до сховища полковника?

— Да! — обрадовал владыку Иннокентий.

— Давай! — подхватился патриарх.

Он даже не заметил боли в коленях, так быстро встал, и сразу же возбудившись, подошел к Иннокентию. Эти бумаги, особенно письма к османскому султану, сильно сковывали действия патриарха. Он уже скрежетал зубами, издали наблюдая за тем, что царь почти что обходится без его, Иоакима, «пастырского слова».

Иннокентий протянул стопку бумаг. Патриарх начал судорожно перебирать компромат. Нашел три письма, наиболее опасных, особенно в условиях предстоящих переговоров с послом Священной Римской империи. Там Иоаким даже намекает на то, что Киев мог быть и под властью султана. Но главное, чтобы всю ересь униатскую, да и латинянскую из Киева каленым железом жечь.

Мечеть в понимании Иоакима меньшее зло, чем кастелы.

— Это те бумаги? — рассматривая письма, спросил патриарх.

— У тебя, владыка, есть сомнения? — спросил Иннокентий.

Иоаким задумался. Да, все написано так, как и было, и почерк…

— Нет сомнений. Ты многое сделал для Русской Православной церкви, — патриарх задумался. — Но предстоит сделать еще больше. Мне нужна голова Стрельчина! Теперь у него нет обвинений на меня.

Лицо патриарха озарила злая улыбка. Он ждал того момента, когда вновь сможет заявить о себе в полную силу, не боясь, что письма окажутся в руках бояр. Нет, Иоаким не думал, что даже такие компрометирующие документы могут заставить владыку каяться и оставить рясу русского патриарха.

Но даже тени сомнения не должно быть на облике перосвященника, пастыря православных. А сношения с константинопольским патриархом, да еще и с султаном — это весьма серьезно. Это может отвернуть от церкви многих стрельцов и бояр, которые принимали участие в недавних Чегиринских походах.

В обществе крайне негативно относятся к туркам, как и к татарам. Ведь это они губители душ христианских, людоловы. Обвинения патриарха в том, что он не занимается важным делом, не освобождает православных из татарского плена — это удар. А если еще и дружба с теми, кто угнетает христиан…

И не было бы альтернативы, если существовала бы только одна единая церковь, так и ладно. Но и без того, даже в Москве очень много старообрядцев. Или тех людей, которые ходят в официальные церкви, но при этом хранят старые книги, дома молятся двумя перстами. Они только и ждут, когда православная Церковь оступится. Они только и ждут, когда православная Церковь оступится.

Иоаким вновь сел на большой стул, лишь только развернул его не в сторону окна, а дверей.

— А теперь говори, чему учат Петрушу, что учудила ведьма Софья в Новодевичьем монастыре, — потребовал патриарх.

Иннокентий начал докладывать. По сути, ничего нового он не рассказал, лишь только озвучил, что и ранее было известно патриарху. Но сейчас глаза владыки наливались кровью. Он жаждал мести. И не столько даже к тем, как считал Иоаким, злодеяниям, что творятся сейчас в Преображенском и в Новодевичьем монастыре. Он хотел уничтожить Стрельчина. И воспринимал такие же слова, как и вчера, но иначе, по злому.

Как посмел этот стрелец шантажировать его, самого государя русского! Ведь в России было и есть два государя. Один отрок несмышленый, второй же умудренный старец. И патриарх был уверен, что его место не на Патриаршем Дворе, а подле государя. Иоаким хотел стать тем, коим был патриарх Филарет при Михаиле Федоровиче, первым из Романовых, при деде нынешнего государя.

Ведь страной управлял, пока не умер Филарет, именно что патриарх. И почему бы Иоакиму не управлять малолетним Петром?

— Так что в православном монастыре учат… — Иннокентий специально делал паузы во время своего рассказа, интригуя владыку. — Латинскому языку, богословие дают, примешивая латинскую ересь. Даже упоминания про унию есть!

— Софья… я знал, что она латинянам продалась. Это все Симеон Полоцкий. Он же иезуит! — срамная девица, — до хруста костяшек сжимая свой посох, говорил патриарх.

Иннокентий промолчал. Еще не так чтобы давно владыка тоже самое говорил про Наталью Нарышкину. А до этого и про Матвеева… про многих. Если проследить, чьи имена прозвучали в контексте обвинения, так, по мнению патриарха, и нет в Москве среди знатного населения достойных православных людей. Все либо еретики, либо тоже еретики, но тайные, ну или вовсе безбожники.

— Детей пристраивают в ту школу. Уже, почитай, и более двух сотен будет. А мужицкого полу, так мыслят иноземным языкам учить, да кабы шпаге научались, — «подливал масла в огонь» Иннокентий.

Зачем? Он и сам не понимал. Хотел угодить. Но говорил уже то, во что сам не верит. И не предполагал Иннокентий, что будет дальше. Таких действий от патриарха он не ожидал.

— Как? Там и девиц научают? Совсем Софья одурела? — еще больше злился патриарх.

— Девицы на воспитании, их обучают токмо грамоте, да читанию, — Иннокентий пытался уже не подбрасывать поленьев в костер, а притушить его.

Тщетно…

— Именем моим разогнать всех. Софью увезти в Суздаль и наложить епитимью злую. Кабы на хлебе и воде посидела, да в молитвах пребывала без сна два дня. Опосля не выпускать из монастыря Суздальского, — повелевал патриарх.

— А как? Что, если стрельцы не позволят? — засомневался Иннокентий.

— То моя вотчина, монастырь, пусть и женский он. Кто супротив меня пойти сможет? — взревел патриарх, чуть было не замахиваясь своим массивным посохом по спине своего же человека.

Иннокентий даже немного сгорбился, ожидая удара. Но владыко одумался,