Фантастика 2025-149 - Сергей Хардин

ни аннотации. Я уверен, часть данных даже зашифрована. А моих собственных знаний, — я горько усмехнулся, — не хватит даже на то, чтобы понять, в каком месте тут начинается бред, а в каком — гениальность.

Каору потянулся к блокноту, но я легонько прикрыл его своей ладонью.

— Оригинал я тебе отдать не могу. Слишком опасно. И держать его при себе — все равно что спать на бочке с порохом. Но! — Я отпустил его руку. — Мы можем работать вместе. Ты — мозг. Я — хранитель и проводник.

— Хорошо, — Каору кивнул без раздумий. Его взгляд уже анализировал потрепанные страницы. — Сделаем так. Я сфотографирую первые несколько страниц, самые первые. Попробую найти паттерны, шифры, хоть что-то, — он уже достал телефон, пальцы летали по экрану, активируя камеру.

— Связываться будем только лично, и только здесь. Никаких звонков, никаких сообщений по этому поводу. — предостерёг его я.

— Первые результаты я передам тебе в субботу, — уверенно сказал Каору и на его лице впервые за этот вечер появилась хитрая ухмылка. — На традиционном чаепитии у бабушки. — Он увидел мое удивление и пояснил: — Ну, знаешь, наши традиционные посиделки с печеньками. Если за нами и следят, то что в них может быть подозрительного? Обычная жизнь идеальное прикрытие.

Я не мог не улыбнуться. В нём проснулся азарт исследователя, и это было заразительно.

— Гениально, — признал я. — Действительно, идеально.

Каору встал, немного пошатываясь, и окинул мою подземную резиденцию одобрительным взглядом.

— Отличный у тебя тут бункер, — заключил он. — Надо будет встречаться здесь чаще, без лишних глаз. Только карты я не люблю. — Он улыбнулся.

— Договорились, — я тоже поднялся и протянул ему руку. Он пожал её, и его хватка была твердой, несмотря на недавнюю слабость.

Я проводил его до выхода из подвала. Он на прощание кивнул и быстро зашагал по коридору к лестнице, уже не крадучись.

Я остался стоять в полумраке, слушая, как затихают его шаги. В груди было странное чувство — смесь облегчения и тревоги. Теперь я был не один. Но стал ли я от этого в большей безопасности?

Я дождался, пока звуки шагов Каору полностью растворятся в тишине подъезда, и лишь тогда медленно поднялся по лестнице. Дверь в мою квартиру открылась с тихим щелчком.

— Я дома, девочка, — мои слова прозвучали устало, но с неизменной нежностью.

Из спальни донесся знакомый шум — топот тяжелых лап по паркету. Момо выкатилась в коридор, её приплюснутая мордочка выражала искреннюю радость. Она тыкалась мне в ноги, громко сопя и виляя всей задней частью туловища.

— Скучала? Конечно, скучала, — я присел перед ней, уткнувшись лицом в ее теплый, складчатый загривок. Ее безоговорочная любовь и преданность были тем единственным лекарством, что хоть как-то гасило жгучую тревогу внутри. В этот момент все проблемы отступали.

Я прошел на кухню, она последовала за мной, надеясь на угощение. Я налил себе воды, стоя у окна и глядя на огни ночного города. На миг мне показалось, что все налаживается. Есть друг, который теперь тоже знает правду и готов помочь. Есть безопасное место для встреч. Есть план.

— Вроде бы жизнь и правда налаживается, а, Момо? — пробормотал я, почесывая ее за ухом.

Она ответила глухим, довольным хрюканьем.

Но стоило мне закрыть глаза, как картинка изменилась. Из глубин памяти, словно из-под завалов, полезли обрывки воспоминаний. Не этой жизни. Прошлой.

Грязный переулок. Напряжение от постоянного ожидания удара в спину. Доверчивое лицо напарника, которое на следующий день окажется перекошенным от ненависти и предательства. Холодный металл ствола у виска. Запах страха и дешевого табака. Я прожил жизнь, где за гораздо меньшие секреты платили жизнью. Где доверие было самой дорогой и самой опасной валютой.

Я резко открыл глаза. Момо мирно посапывала у моих ног. Квартира была тихой и безопасной. Но где-то внутри меня все было перевёрнуто кверху дном.

Я потушил свет и побрел в спальню. Ложась в кровать, я поймал себя на мысли, которая свела на нет весь недавний оптимизм:

— А так ли я могу доверять всем, кому сейчас доверяю?

Сон не шел. Я лежал в темноте и смотрел в потолок, на котором воображение рисовало тревожные тени. Эйфория от удачно проведенной встречи и найденного союзника окончательно испарилась, оставив после себя лишь неприятный знакомый осадок паранойи и горькой мудрости прошлого опыта. Финальная, холодная мысль пронеслась в голове, прежде чем сознание наконец отключилось:

— Нет. Не могу. И это мой главный и самый горький секрет.

Глава 22

То ли от тяжелых мыслей, то ли от настойчивого сопения на ухо, но проснулся я даже раньше первых петухов. Если бы не хрюкающе-храпящая мордочка на соседней подушке, то можно было бы порадоваться благословенной ночной тишине.

— Главное не расклеиться, Джун, — прошептал я сам себе, с силой потерев лицо ладонями. — Держись. — Странно, но я ассоциирую себя с новой личностью, вернее, личность-то остаётся моей, той самой, сделанной в СССР, но уже ассимилированной под новые реалии. Но сказать одно, а сделать другое.

В висках стучало, отдаваясь эхом в основании черепа — похмелье без единой рюмки, расплата за дни, прожитые на нервах. Я осторожно встал и прошёл на кухню, но сзади всё одно раздался топот, быстрый и неуклюжий.

Ещё секунда и что-то тёплое и мохнатое с силой ткнулось мне в колени.

— Момо, — нарочито строго произнёс я. — Эй, спокойно, девочка. Тебе-то что не спится?

Теперь я открыл уже оба глаза и опустился на корточки перед ней, позволив ткнуться носом в моё ухо. Она фыркала, повизгивала от радости, словно я целый день отсутствовал.

— Всё в порядке, мы не виделись всего несколько часов, и то, относительно, — бормотал я, гладя её мощный загривок, — Ну что, раз проснулись, можно и позавтракать?

Она, предвосхищая мои дальнейшие действия, подбежала к своей миске, не сводя с меня восторженного, полного надежды взгляда. Я налил ей воды, насыпал корма. Звук гранул, сыплющихся в керамику, был удивительно умиротворяющим, для Момо уж точно.

Пока она чавкала, с упоением уничтожая свой паёк, я стоял у раковины, пил прямо из-под крана холодную воду и смотрел на неё. Вот он мой единственный по-настоящему верный союзник. Не требующий отчётов, не задающий вопросов, не предающий. Просто любящий.

— Вот