Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

— Молодец, жеребчик, молодец, — приговаривал Северин, наклонившись так низко, что чуть не лежал на конской крупе. Ветви деревьев чиркали над головой.

Он сжал рукоятку сабли. Необычная сабля, тяжелая, со смещенным центром тяжести, чтобы удобно рубить навзничь. Лошадь вынесла на широкую тропу и помчалась хлопком. Черные стволы по сторонам размылись от скорости, в ушах засвистел ветер. Через несколько секунд Северин увидел далеко перед собой преследуемого; словно ужаленный его взглядом, Борцеховский оглянулся и увидел Чернововку, покрытую кровью и остатками меха. Магнат вытаращил глаза, закричал что-то неразборчивое и пальнул из пистолета. Пуля просвистела мимо и Северин пустил коня зигзагами.

Уворачиваться от пуль Борцеховского было нетрудно. Если магнат и умел стрелять, то только на спокойном коне, в окружении слуг, никак не пытаясь убежать от врага на ошалелом скакуне.

Борцеховский расстрелял четыре пистоли в молоко, выбросил их и пришпорил жеребца.

– Беги, – закричал вдогонку Чернововк. - Беги, как никогда в жизни!

И захохотал, дико и безудержно. Теперь он был охотником.

Всадники вылетели на длинную опушку, расстояние между ними стало резко уменьшаться. То ли конь Северина почувствовал победу всадника и помчался быстрее, то ли огурец магната ослаб...

Борцеховский обнажил саблю — ту, что проколола Северину грудь — и неожиданно развернул коня.

Они помчались друг другу навстречу, как на средневековом рыцарском турнире. Чернововк оскалился. Теперь он не знал страха, знал, что победит. Сабля тяжелая, но это именно то, что нужно.

Добыча.

Все ближе ненавистное лицо, прилизанные волосы растрескались, рот искривил криком - теперь уже не смеешься, урод! — и глаза с огромными от страха и наркотика зрачками.

Они встретились и одновременно рубились. Северин ударил, как учил Игнат, от силы его удара клинок с звоном вылетел из руки магната. Северин обернулся, на мгновение встретился с враждебными глазами, темными зеркалами, а затем яростно и без сомнения.

О чем думал магнат в последние секунды жизни? Каялся? Боялся? Это было неважно.

Сабля увязла в голову Борцеховского наискось, выстригла волосы, заскрежетали на костях черепа, а затем освободились, покрыта кровью и кусочками мозга.

– Не занимай, – выплюнул Северин.

Секунду магнат смотрел на Чернововку опустевшим взглядом. Его голова треснула, словно перезрелый гранат, по лицу потекли красные ручьи, губы пытались что-то прошептать, но тело надломилось и упало в траву, застряв левой ногой в стремени. Характерник спрыгнул рядом и скривился от боли в раненом бедре, о котором успел забыть.

Порубленная голова дышала в холодном воздухе — словно дух медленно покидал тело. Северин вгляделся в мертвое лицо и не почувствовал ничего, кроме чувства исполненного долга.

Его второе убийство, на этот раз желаемое и сознательное. Отец гордился бы.

Он освободил ногу покойника, попытался успокоить магнатского коня, который со страхом смотрел на хозяина, но испуганное животное бросилось в лес. Северин уселся у убитого магната, чувствуя, как его покидают остатки сил.

Он сидел без одежды, сжимая рукоятку чужой сабли, со странной пустотой на душе. Не хотелось радоваться, не хотелось думать. Слишком много событий для одной ночи. Слишком много событий для одного человека.

Он сидел и смотрел перед собой. Таким его нашли трое прибежавших по следам волков. Все трое получили ранения, но двигались бодро.

Ярема перевернулся первым, взревел радостно:

— Жив, братец, — да сгреб Чернововка в объятия.

– Ага, – просыпал Северин. — Отпусти, черт, ты же голый...

Игнат подошел к телу Борцеховского и от души ударил его пяткой по ребрам.

— Это тебе за Кременя, падаль.

С другой стороны, подошел Филипп и харкнул покойнику в лицо. Оба подняли головы, встретились взглядами и кивнули друг другу.

Ярема выпустил Чернововку из объятий.

— Мы думали, что они, — шляхтич шмыгнул носом. — Что ты не убежал...

– Потом расскажу, – сказал Северин. — А вы как уволились?

– Это все ясновельможный, – ответил Игнат. — Видел, какое он чудовище в волчьем облике?

– Настоящий медведь, – согласился Филипп. — Совсем не похож на обычного нам Ярового.

— Лучше брата Малыша не раздражать, — подтвердил Бойко.

Ярема покраснел и отмахнулся.

– Что делать будем? - Спросил он, пытаясь изменить тему разговора.

– Надо доложить в Орден, – сказал Филипп. — Я помчусь к дубраве возле охотничьего дома. Вам предлагаю оттащить мертвого к остальным и туда же привлечь другие тела.

– Другие тела? Сколько вы убили?

– Всех, – не поводя бровью, ответил Филипп.

Он мазнул кровью по губам, повернулся на волка и исчез среди деревьев.

— Вы с ним больше не враждуете? – поинтересовался Северин у Игната.

– После такого?

— Ну, ты не любишь евреев.

– Не люблю, но Варган свой хлоп, – слобожанин кивнул на тело магната. — Давайте отвезем эту дохлую вылупку к скирде дерьма.

Они положили Борцеховского на жеребца Северина и двинулись назад. Чернововк прихрамывал и опирался на саблю, как на палку. Дыхание характерников вырывалось густым паром.

- Что-то прохладно, - заметил Ярема. — Вскоре ноябрь, а мы голышом лесами ночью носимся.

Трое усмехнулись.

- Можешь забрать ветошь у магната, он не против, - подсказал Игнат.

— Красно спасибо, но лучше заболею.

— Как вы уволились? – спросил Северин.

– Было все так, – начал Игнат. — После того, как кавалькада рванула за тобой, на страже осталось два лакея — из тех, что за ужином прислуживали, я их узнал. Выскребки ради развлечения поливали нас холодной водой, потом им наскучило, они выпили, набрались смелости и решили поиздеваться, суки понемногу. Положили перед нами голову Вишняка, а потом тело рядом уложили.

Ярема перекрестился.

— Хохотали, лярвы, сколько их брали, топор между головой и телом в землю вонзили... И тут брат Малыш проснулся, — Игнат покачал головой. — Я бы в жизни не поверил, Щезник! Когда светлейший понял, что сидит голой задницей без одежды и в кандалах, а, самое главное, без ныряльщика... А потом разглядел, что перед ним голова Кременя... Взревел так, что я заглох на одно ухо, и это он сквозь кляп! Ткнулся так, что цепи вырвало с мясом, а те болваны даже не успели дернуться за ружьями. Одному он, кажется, шею сломал, а второму задушил кандалами.

— Надо будет исповедоваться, — пробормотал Ярема. В эти минуты он не походил на грозного убийцу.

- Вот слышишь? Разве скажешь, что этот благочестивый христианин так способен?