Нелегальный экзорцист - Григорий Константинович Шаргородский

– Ну не дура ли, – тихо ругнулся я, отбрасывая в сторону книгу в мягкой обложке.

Теперь до меня окончательно дошло, что имел в виду Дима, обзывая бульварные романы безвкусицей. Почему же тогда эта ерунда снова оказалась в моих руках? Ответ прост, как мычание. Логики в поступках героев нет, сюжеты примитивны и одинаковы, но всё же в бульварных романах имелось кое-что полезное для меня, а именно описание светской жизни и примеры того, как ведут себя и разговаривают люди, не живущие в трущобах и рабочих районах. Удивительно, но во всей библиотеке даже с помощью Димы я не нашёл внятного учебника по поведению в относительно нормальном обществе. Общение с семьёй Спанос и парочкой очаровательных представительниц семьи Шаровых помогало лишь отчасти. Конечно, этот способ тоже не идеальный, и Элен часто смеялась над некоторыми моими фразочками, называя сладкоречивым мальчиком, но что-то мне подсказывало, что привычные в моём родном Речном районе манеры понравились бы ей куда меньше.

Хорошо хоть, первый попавшийся мне в руки любовный роман о страданиях чувственной, но не очень умной девушки Софи был написан относительно вменяемым автором. А эта «Тёмная страсть» просто ужас какой-то. Взялся читать её лишь бы понять, почему книга так хорошо раскупается дамами всех возрастов, даже пятнадцатилетними пигалицами. Ох и сомневаюсь я, что юным барышням стоит брать пример с откровенно похотливой дамочки, наивно полагающей, что блудливый мужчина может исправиться после третьей измены. Третьей всего за первые двадцать страниц романа! Мелькнуло желание сжечь эту пакость, но стало жаль уплаченных за неё денег.

Посмотрев на часы, я поспешно поднялся с удобного кресла за конторкой библиотекаря. Дел сегодня невпроворот, так что засиживаться некогда. В зале почти два десятка читателей, уткнувшихся в книги, поэтому к лестнице на второй этаж я шёл, стараясь создавать как можно меньше шума. После того как мы решили проблему со слишком назойливым купцом и в библиотеку вернулись читатели, воцарившаяся здесь возвышенная атмосфера вызывала у меня чувство благоговения. Так что я старался ничем не нарушить её хрустальную безупречность. По этой же причине испытал лёгкий приступ раздражения, когда, поднявшись на второй этаж, услышал отголоски заливистого смеха. Открыв дверь в столовую, откуда и доносился смех, увидел, что обладательница звонкого голоса сидит вместе с хозяйкой дома и чаи распивает. Ладно бы она ей в чём-то помогала, а так байки травит и от работы отлынивает.

– Ефросинья. – Войдя внутрь, я встал на пороге и изобразил на лице строгость. – Нам нужно обсудить значение слова «минуточка». Вам известно, сколько в минуте секунд?

Фрося отрицательно замотала головой, и рыжие локоны выбились из не очень тугой причёски. Она тут же вскочила со стула и, потупившись, чуть присела в книксене:

– Простите, Степан Романович, уже бегу.

И действительно, тут же убежала, зараза такая. В зелёных глазах почему-то вместо раскаяния или страха плясали бесенята. Тётя Агнес с укоризной посмотрела на меня:

– И зачем ты с ней так строго? Это я уговорила девочку попить со мной чаю, а ты её испугал.

– Ну да, её испугаешь. Наглая сделалась – спасу нет.

– Зато исполнительная, – тут же возразила мне Агнесса Георгиевна и спросила: – Чаю выпьешь?

– Нет, спасибо, мне нужно бежать. Дел невпроворот.

– Хорошо, – покладисто согласилась хозяйка дома, и вообще с момента моего возвращения они с Димой вели себя как-то странно.

Такое впечатление, что меня назначили старшим в доме. Мало того, что не возражали, когда я принимал какие-либо решения, но и постоянно спрашивали моё мнение даже по пустякам. Я до сих пор не понял, как вообще к этому относиться и с чего такие перемены.

Возможно, они просто привыкли жить под постоянной опекой и даже контролем покойного главы семьи и после его смерти растерялись, не зная, на кого опереться. И тут появился я, невольно встав между ними и всеми опасностями, грозившими осиротевшей семье. Да и благосостояние Спаносов значительно окрепло тоже не без моей помощи. А ещё, оказавшись без поддержки на время моего проживания в селении язычников, они могли вновь почувствовать растерянность, что и вылилось в такую странную ситуацию. С одной стороны, такая ответственность пугала, а с другой – мотивировала и не давала расслабиться.

В комнате, которая теперь окончательно стала моей, уже не было вещей Димы. Он перенёс их все в комнату своей сестры и начал переделывать там всё под себя. Я пока ещё не стал ничего менять, но за этим дело не станет, когда появится чуть больше свободного времени. Правда, неизвестно, когда это случится. С момента моего возвращения в Пинск всё так завертелось, что даже читать успевал только перед сном.

Середина весны выдалась очень тёплой, поэтому дома и в библиотеке я ходил в рубашке и жилетке, но выходить на улицу в таком виде было бы неприлично. Так что пришлось надевать лёгкий пиджак и шляпу, которая хоть как-то добавляла солидности моей семнадцатилетней физиономии. Когда жил у язычников, пробовал даже бородку отпустить, но этим добился лишь насмешек Василисы и сбрил всю куцую растительность к чертям.

Нахлобучив на голову шляпу, посмотрел в зеркало, и увиденное мне не понравилось. Нет, в плане привлекательности, особенно для дам, там всё было не так уж плохо, а вот для разговоров с солидными людьми выглядел я не впечатляюще. Так что попытался состроить серьёзную морду. Уже чуть лучше, но всё равно не очень. Возможно, помогли бы очки, но зрение у меня прекрасное, и сожалеть об этом явно не стоит, особенно видя, как мучается Дима, которому для чтения приходится пользоваться этим устройством.

– Ну что же, другой морды у меня всё равно нет, так что будем пользоваться этой, – сказал я своему отражению, ткнув пальцем в шляпу снизу вверх.

Головной убор съехал чуть назад и набок, отчего мой вид стал залихватским и немного придурковатым. И вообще непонятно, почему придираюсь к своей внешности. Как ещё должен выглядеть семнадцатилетний парень? Но что-то внутри подсказывало, что легкомысленный вид в предстоящих делах может помешать. Так что я снова вернул шляпу на прежнее место, а на физиономию нацепил строгую и немного угрюмую маску.

Продержалась она недолго, треснув улыбкой, ведь я представил, как издевалась бы надо мной Васька, увидев все эти гримасы.

Закончив крутиться перед зеркалом, как какая-то барышня, я вышел в коридор и, быстро сбежав по лестнице, строго кивнул сидевшей за регистрационной стойкой Фросе. Она снова изобразила на конопатом личике совершенно неискреннее покаяние.

Вот егоза эдакая, но я всё равно не жалел, что взял на работу именно