Надлежащий подход - Ирина Сон

Что? Ты должен был остановить зло, а не примкнуть к нему, отец!

– Контртенор, – поправила мама. – Он поет таким чистым женским сопрано, уникальный тембр!

Да, и этот уникальный тембр в сочетании с моей смазливой внешностью и худощавым телосложением в своё время породил кучу слухов и подозрений насчет моей ориентации. Высказывались даже сомнения в моей принадлежности к мужскому полу. Спасибо, что научной тусовке была безразлична моя внешность и личная жизнь – всех интересовала лишь последняя вакцина против туберкулеза.

– Да, кстати… – спохватилась Регина.

Её ручки нырнули в сумку, достали какую-то тряпку, развернули – и происходящее окончательно перестало казаться адекватным. Я честно постарался, чтобы лицо не потеряло хваленой азиатской невозмутимости, и даже преуспел, но вот за голосом не уследил:

– Это что?!

– Моё бра! – бодро ответила сестрица и двинулась ко мне.

Старый спортивный топик когда-то телесного цвета угрожающе колыхнулся, заставив попятиться.

– Я вижу, что это твоё старое белье, – очень-очень спокойно сказал я, помня, что на сумасшедших лучше не кричать. – Почему в его чашечках лежит… Что там лежит?

– Разрезанный мячик. И это – твоя грудь! – радостно возвестила Регина.

Я в панике посмотрел на родителей. Мама поощрительно улыбнулась. Отец весело заухмылялся. Мне показалось, или в их глазах действительно только что горели маниакальные, безумные огоньки? Показалось же! Наверное…

– Одевайся! – велел отец. – Ты обязан выручить девочек! Ты – мужчина!

Оскорбленный, чопорный тон получился сам собой.

– Отец, ты понимаешь, что в данной ситуации воззвание к мужественности несколько неуместно?

– Хватит кочевряжиться. Молча оделся, вышел, спел и пришел назад!

Я брезгливо взял бра двумя пальцами. Тряпка не вдохновляла: белье растянулось, посерело, а наполнение чашечек было неаккуратно обшито эластичной тканью. Более отвратительного реквизита я в жизни не видел. Мне жаль было свою новенькую фирменную майку, на которую пришлось надеть это. Нижние одежды костюма прикрыли непотребство, но ощущение гадливости не прошло. Флюиды чужой ношеной вещи, казалось, просочились даже сквозь выбеленную в специальных порошках, прополосканную в ароматных кондиционерах и наглаженную майку. У меня моментально зачесалось всё тело, а в желудке сделалось дурно. Я не страдал нервными расстройствами, нет. Это умирало в корчах врожденное чувство прекрасного, любовно выпестованное годами жизни законченного эстета и сибарита.

– Я похож на трансвестита, – мрачно подытожил я. – Видишь, мама, какую жалкую участь ты мне уготовила?

– Успокойся. Войди в образ! – ободряюще хлопнул отец по плечу. – Вон, тот же Стоянов сыграл триста женских ролей! А он ни разу не трансвестит, он юморист!

– Кто? – удивилась Регина.

– Ну, помнишь «Вампиров средней полосы»?..

– Спасибо, родители, – мое ворчание проигнорировали.

Сбежать не удалось. Поняв, что семья встала на сторону сестрицы, я окончательно сдался. Будь проклято корейское уважение к старшим! Будь проклят этот конкурс косплея! Будь проклята… Нет, родителей проклинать нельзя. Родителей я всё-таки любил, несмотря на разногласия. Но и просто пойти покорной овцой туда, куда ведут, не позволила гордость.

– Тогда десять тысяч.

– Что? – возмутилась Регина. – Десять тысяч за три минуты на сцене? А ты не обнаглел?

– Тебя двоюродная сестра просит, вообще-то, – напомнил папа.

– Стыдно с семьи деньги брать! – добавила мама.

Я не дрогнул. Регина была далеко не бедным человеком, а мне требовалась компенсация за испоганенный вечер.

Сестрица же посмотрела на меня так, словно впервые увидела:

– Ты жуткий эгоист, Тихон!

– Да-да, я ужасный человек и очень люблю себя, – безразлично отозвался я и скрестил руки на груди. – Но я тебе нужен, поэтому деньги вперед.

– Сын! – хором воскликнули родители. – Так же нельзя!

– Еще как льзя. У меня вредная работа. Я устал. А Регина тут со своими глупостями лезет.

– Это у тебя-то вредная работа?! – возопила сестрица. – Да твоя лаборатория чище, чем слеза ребенка!

– Десять тысяч, – повторил я. – И гримируй тут. Не хочу светить собой настоящим.

– А то, что ты в таком виде проедешь через весь Новосибирск, тебя не смущает? – саркастично спросила мама.

Я скривился и соврал:

– Не смущает. Новосибирск и не такое видел. Это будет Лу Тан, а не Тихон Викторович. Ну, так что? Десять тысяч, Регина, и я тебе не только спою, но и станцую, и даже спасу кого-нибудь.

Глаза ее сверкнули нехорошим огнем.

– Даже так? Ну, братец, тогда ты отработаешь каждую копейку.

– Да-да, конечно.

После того, как бумажки перекочевали из кошелька сестрицы в мои руки, я дал завернуть себя в остальные женские тряпки, накрасить губы и, подхватив чемодан с остальными ханьфу, покорно отправился за другими участниками этого… косплея.

Разноцветная толпа психоделического вида немного примирила меня с амплуа Лу Тан. Роль в комической сценке была небольшой, буквально на четыре строчки, даже песня заняла больше времени. Я включил все свои актерские способности, и, кажется, даже жюри не заподозрило, что очаровательная азиатка – это тридцатилетний мужик. А потом Регина схватила меня под локоток и повела наружу, к лавочкам, навстречу раскрашенным подросткам. Сначала я подумал, что она решила прогуляться, но сестрица уверенно потащила меня к фотозоне, где уже фотографировался другой персонаж, принимая позы разной степени героичности. Сообразив, что этот персонаж – главная любовь Лу Тан, я затормозил.

– Ты с ума сошла? Не буду я фотографироваться!

– Ты обещал отработать каждую копейку, – напомнила Регина. – Спеть, станцевать и даже спасти человечество.

– Но не фоткаться! – взревел я. – Не буду! И не уговаривай! А вдруг кто-нибудь меня узнает?

– Ну, братец, тогда ты у меня спасешь… человечество, – прошипела сестрица, но настаивать не стала. Видимо, поняла, что перегнула палку, и отступила.

Лу Тан заняла первое место.

Когда всё это безобразие закончилось, я с удовольствием стащил парик, вручил награду сияющей Регине и с вежливой улыбкой погнал команду к автомобилю. Подростки поныли, побурчали, но послушано переоделись, затолкали свои костюмы в чемодан и побрели следом за мной.

– Лу Тан, а ты почему не переоделась? – спросила Регина.

Я растянул накрашенные губы еще шире и звонким голосом произнес:

– Я не собираюсь раскрывать своё инкогнито, ты забыла?

Сестра закатила глаза.

Тойота мигнула фарами, и команда юркнула в её просторные недра. Мы с Региной подошли к багажнику, чтобы запихнуть туда чемоданы.

– Песня получилась классно, – переговаривались подростки в машине. – Лу Тан вообще смотрелась лучше всех. Прямо как белый лебедь в стае диких уток…

Еще бы Лу Тан не смотрелась! Восемь лет актерской и певческой карьеры так просто не изжить. Я хмыкнул, наклонился за чемоданом и схватился за его ручку. Боковое зрение выхватило странное голубое свечение позади. Оно ярко вспыхнуло и начало стремительно приближаться. Я удивился, почему машина едет, а