Вероломный бог - Кэмерон Джонстон

Я почти не слушал их треп, наблюдая за девушкой. В последнюю ночь в этом городке я не намеревался разрушать ее причудливые иллюзии и лишать себя шанса немного развлечься – при бродячем образе жизни таких возможностей мало. Слизи вперил в меня буравящий взгляд, и я отвернулся. Злобы в единственном оставшемся глазу этого мрачного ублюдка хватило бы на десятерых. Да, трактирщика надуть нелегко. Он, должно быть, обрадовался, что наконец-то пришла пара запоздавших кораблей, готовых уже утром увезти меня из его дерьмовой таверны.

Но пока я сидел в углу захудалой лачуги, носящей гордое имя «Таверна Слизи», хлебал эль и жевал их особое рагу, пытаясь понять, чем на самом деле были склизкие серые куски неизвестного мяса, кто-то пинком распахнул дверь и швырнул внутрь фонарь. Он разбился о стену, и горящее масло брызнуло на пьяниц и тростниковые коврики на полу. Люди завопили, сдирая с себя вспыхнувшую одежду и хватаясь за волосы. Хорошо пропитавшаяся спиртным за бессчетные годы древесина жадно принимала огонь, и таверну заволокло черным дымом.

Он щипал глаза и драл горло. Я закашлялся, подхватил суму, оттолкнул с дороги чумазого рудокопа и метнулся к двери. Успел выскочить за долю секунды до того, как сорвавшаяся с мест перепуганная толпа заблокировала единственный выход на улицу – все отчаянно пытались выбраться из этого ада. Те, кто позади, задохнутся, если повезет, а иначе сгорят.

Я почувствовал нападение за миг до того, как сквозь дым мне в лицо полетела сталь. Я пригнулся, и топор расколол череп несчастного рудокопа, оказавшегося позади меня. Бородатый разбойник из Скаллгрима, в кольчуге, мехах и с бритой башкой, татуированной угловатыми рунами, зарычал и выдернул оружие из перегородившего дверной проем трупа. Так и не подняв голову, я рванул вперед и ударил бородача плечом в брюхо. Он ослабил хватку на топоре, зашатался и упал на одно колено. Я не самый сильный боец, но прекрасно знаю, что только дураки дают противнику время на размышления. Я пнул сапогом его поднятое колено, оно хрустнуло и прогнулось внутрь. Он свалился на четвереньки, а я наступил на сжимавшую топор руку и как следует придавил. Под моей пяткой затрещали мелкие кости, и он взвыл от боли.

Решив, что с ним покончено, я попытался бежать, но у него на сей счет были другие идеи. Уцелевшей рукой он вцепился в мой пояс и притянул ближе. Я старался освободиться, но не получалось из-за напиравших сзади. Он рванулся ко мне и вцепился зубами в пах. Вот дерьмо – топором в лицо мне запускали не раз, но отгрызть член до сих пор никто не пытался! Сквозь пьяную панику в мою плоть влилась струйка магии, укрепляя мышцы. Я врезал разбойнику кулаком по морде, и зубы разжались, а мое колено дернулось вверх, проломив ему нос, так что хрустнули кости и хрящи. Он завалился мешком, бритая голова ударилась о камни. Похоже, нанесенные на нее защитные руны не работали – я пнул в лицо сапогом, еще раз, и еще, и последний, для верности, оставив его с беззубой дырой вместо рта. Теперь с кусачим ублюдком покончено.

Я судорожно проверил пах. Все на месте. Повезло, что он только ткань погрыз. Эти скаллгримцы больные на голову – я не против грязных приемов в драке, но пытаться откусить член как-то совсем неправильно.

За моей спиной наружу выбралось с полдюжины человек, жадно хватая воздух и шипя от боли, с почерневшими и покрытыми волдырями спинами и ногами. Еще горстка выползла на грязную улицу, их волосы и одежда тлели. Остальные уже мертвы или умирают. Серный дух жженых волос был довольно мерзким, но от зловония горящей человеческой плоти меня замутило – гнилостно-сладковатое и отдающее медью, оно было таким приторным и густым, что как будто ощущалось на вкус. Ни забыть, ни привыкнуть к этому невозможно.

В сознании извивался Червь магии, умолял высвободить его, обещал погасить мою панику. Маги так и не определили, был Червь реальным порождением живой магии, стремящейся к действию, или воображаемым существом, придуманным для объяснения воздействия магии на человеческое тело. Так или иначе, но соблазн использовать магию ощутим, и чем чаще ей пользуешься, тем больше дыр прогрызает Червь в способности мага владеть собой. Рано или поздно большинство из нас сдавалось, позволяя магии течь как из дырявого ведра, изъеденного древоточцем.

Это было начало конца – нет смысла латать дыры в самоконтроле, если у ведра отвалилось дно. Я справился с порывом широко распахнуть свой Дар и позволить морю магии бесконтрольно разлиться – когда десять лет за тобой по пятам идут чующие магию демоны, опасаешься выдать свое присутствие, да к тому же я и так долго проторчал в этом помойном городишке из-за опоздания кораблей.

Даже если залечь на дно, следы магии остались в моих телесных выделениях, рано или поздно их унюхают сумрачные кошки, когда подберутся достаточно близко. Их носы чуют магию лучше любого человека, лучше даже хваленых нюхачей Арканума. Демоны следовали за мной по пятам с той поры, как я бежал из Сетариса. Даже теперь, когда все думали, что я мертв, приходилось постоянно перебираться с места на место, чтобы не дать проклятым тварям меня догнать. На телеге или на лодке и с помощью постоянных уловок мне обычно удавалось держаться на пару шагов впереди. Сейчас нужно отыскать какое-нибудь хорошо освещенное место, куда не проберутся сумрачные кошки. Несмотря на опасную задержку в Железном порту, я пока в безопасности благодаря многочисленным ручьям вокруг городка – эти твари не выносят бегущей воды. До сих пор моя паранойя помогала оставаться в живых.

В грязной луже ничком лежала воющая служанка, к ее спине пригорело платье. Я перешагнул через нее и стал всматриваться в ночь, пытаясь сообразить, что творится и куда бежать.

Вокруг был хаос. Дым и драки повсюду. Огонь от таверны Слизи перекинулся на дома по соседству, но плавильни и кузницы оставались нетронутыми. Ополченцы Железного порта выскакивали из постелей, чтобы прогнать разбойников, ночь наполнилась лязгом стали и криками. В темноте и дыму невозможно было понять, сколько скаллгримцев напало на город. Этим утром я должен был сесть на первый уходящий корабль – кто бы сомневался, что для атаки они выберут именно ночь перед отплытием.

Я взглянул на море. Вот чума. В свете расколотой луны я увидел у широкого галечного берега еще с десяток