Вероломный бог - Кэмерон Джонстон

Счастливые дни обратились в пепел, и мне остались только попытки вспомнить подробности заключенной сделки. Я безуспешно старался на протяжении всего путешествия, но ни магические, ни умственные ухищрения не помогали. Замки на разуме держались крепко. Чтобы сломать их, потребуются рычаги, какие-то напоминания о былых днях. Я судорожно сглотнул, страшась злодеяния, в котором участвовал много лет назад.

Я уже целую вечность ковырял дыры в своей памяти в этой тьме, когда грохот цепей возвестил о том, что корабль бросил якорь. Человеческий груз выполз на палубу, моргая от яркого утреннего света.

Нищенские доки, клоака Сетариса. В воздухе стояла нестерпимая вонь – в гавань, где стоял наш утлый кораблик, извергались все канализационные трубы и канавы, куда ежедневно опорожнялся почти миллион кишок. От этой мысли я добавил содержимое собственного желудка к серой массе дерьма, отбросов и рыбьих потрохов за бортом. И надо сказать, море от этого стало только чище. Треклятые корабли. Если бы я отправился в Ахрам, то мог бы и помереть! Недаром мои сородичи не покидали своих холмов и гор на суровом севере. Ни одна гора не раскачивается под ногами так, что приходится выворачивать кишки на землю… ну, во всяком случае, пока я трезв. Я постарался забыть про тошноту и сосредоточиться на знакомом дымном запахе множества людей, запертых внутри черных гранитных стен древнего города. Запахе дома.

Подходила к концу осень, и над городом нависала расколотая луна, Элуннай, все раны на ее поверхности были видны невооруженным глазом. По небу пролетела одна ее слеза, затем другая. Дурной знак. Слезы упали еще до начала зимы, что взбудоражило водных духов в море Штормов и вызвало необычайно страшные волны, угрожавшие разнести наш кораблик в щепки о скалы Драконьего берега или скрытые рифы у острова Прокаженных. Это предвещало суровую зиму, и вскоре на море станет намного суровее, придут шторма, и навигация прекратится до поздней весны для всех, кроме огромных сетарийских каррак, охраняемых котериями гидромантов.

Во мне пробудились запылившиеся воспоминания. Десять лет! Как будто в другой жизни. Отчасти я был даже рад вернуться домой, несмотря на причину. По моему лицу промелькнула зловещая ухмылка. Кто-то убил Линаса и будет гореть за это.

Сетарис ничуть не изменился. Скучающие и несчастные стражи в ржавых кольчугах и бордовых табардах патрулировали под дождем городские стены, скользкие от слизи и мха, а за пределами укрытых смогом трущоб нижнего города в величественных дворцах Старого города, расположенных высоко на склонах вулкана, расхаживали сильные мира сего.

Над всеми зданиями (по крайней мере, над всеми, построенными людьми) возвышались сверкающие золотые шпили Ордена магов и Коллегиума, центров власти Арканума. Среди украшенных горгульями контрфорсов и шпилей домов, принадлежавших богатым и могущественным, из скалы вырастали пять неземных башен богов – черных, гладких, почти живых, сплетавшихся друг с другом, будто огромные змеи, достающие до самого неба. Обычно их окутывал ореол магии, но сейчас башни богов стояли так же безжизненно, как и все остальные каменные глыбы. Воздух казался каким-то другим, не хватало тяжелого магического присутствия богов. Еще один дурной знак.

Я схватил крепкую руку проходившего мимо моряка:

– А когда это башни стали такими тихими?

– Несколько месяцев назад. В день, когда начала дрожать земля, – ответил он, не взглянув на меня, высвободил руку и поспешил прочь, делая пальцами знаки, отгоняющие зло.

Я смотрел на башни и вспоминал фрагмент видения: убийца Линаса сказал, что наши боги ослеплены и закованы в цепи. Но что за сила могла сотворить такое с существами, способными щелчком пальцев испепелять целые города? Нет, в этих башнях обитали не те, кого считали богами другие народы – в Сетарисе не терпели примитивного поклонения духам природы, – но если могущественный маг проживет достаточно долго, не сгорит, не поддастся соблазнам Червя, не будет убит, как бешеный пес, то, когда он состарится и станет зависимым от магии, его вполне можно будет назвать богом, так мало останется в нем человеческого. Наши боги когда-то были людьми.

Старшие маги Арканума неизмеримо превосходят в силе и мастерстве рядовых, как и маг вроде меня превосходит низших Одаренных – нюхачей, ведуний и уличных фокусников, неспособных использовать истинную силу, не сжигая свой разум дотла. Были и магорожденные вроде Линаса, чьи Дары так и не созревали – обычно эти бедняги получали лишь крепкое здоровье или силу и скорость, поскольку магия медленно сочилась в них, как вода сквозь треснувшую трубу. Если их Дары давали каплю магии, то мой – ручей, а у старейших магов – бурлящие водопады. И насколько старшие маги превосходили магорожденных, настолько же их самих превосходили боги.

В легендах говорится, что задолго до возвышения древнего Эшарра пять сетарийских богов были могущественными старшими магами. Однако я уверен, что, кроме возраста и мастерства, была в их вознесении какая-то тайна, и ключ к ней надежно спрятан у меня в голове. Мое изгнание началось в ту ночь, когда умер бог, и это не совпадение.

Все знакомые мне старшие маги были до неприличия могущественны и сильны и никогда не признавали свою неправоту. Они напоминали старых пьяниц, с годами их устойчивость к магии росла, догоняя раздутое эго. Не думаю, что наши боги другие. Дерриш, Хозяйка ночи, Владыка костей, мертвый бог войны Артха и даже мой покровитель Натэр, Похититель жизни – сборище высокомерных, самодовольных ублюдков, истинное воплощение вероломства богов, пусть Натэр и был лучше остальных. Я содрогнулся от этих мыслей. Слишком тревожная тема, учитывая то, что заперто в моей голове. Что бы тогда ни произошло, уверен, я в этом не виноват. Но магам хорошо известно: уверенность заслуживает проверки.

В этом коварство магии: она стирает сомнения, заменяя их ощущением собственного величия. И чем могущественнее ты становишься, тем больше уверен, что только твое мнение важно. Почти все могущественные маги, которых я видел, давным-давно возомнили себя невесть кем. Да ну его на хрен. Я лучше буду пустым местом.

На мое плечо опустилась рука.

– Все пассажиры сходят, – сказал капитан, изо рта у него воняло самым дешевым ромом из доков. Я снова натянул страдальческую маску, когда он развернул меня и толкнул к сходням, где толпились остальные беженцы.

Я закивал, как смиренный мелкий торговец, и прижал руку к губам, подавляя приступ тошноты.

– Благодарю, капитан, благодарю, – проблеял я сочившимся ложной кротостью голосом и зашагал под дождем к остальным, спеша убраться подальше от пироманта.

Мастерство лицедея в выражении глаз и языке тела. Люди по большей части даже