Не тот год - Михаил Владимирович Баковец

Здесь немцы за несколько часов успели крепко обустроиться. Перед мостом стояла тридцатисемимиллиметровая пушка. Чуть в стороне устроились два пулемёта. около взвода пехоты обустраивалась в воронках, свежеоткопаных стрелковых ячейках и отдалённых постройках, из которых можно держать под прицелом ворота. Возле ворот, на мосту, по берегам и в воде лежали десятки мёртвых тел. В основном красноармейцы, но были и люди в гражданской одежде, и женщины с детьми. И немецкие трупы. Последних оказалось совсем мало. Вряд ли это все погибшие в данном месте. Скорее всего, часть уже успели вынести. Остались те, за кем соваться опасно, так как легко нарваться на пулю защитников крепости.

«Подождать, когда потащат назад своих раненых, и с ними втихую выйти за стены», — придумал я план. — Только нужна немецкая форма. Придётся кого-то придушить по-тихому. А заодно наделать побольше «трёхсотых»'.

Совсем рядом с позициями одного из пулемётов обнаружилась глубокая воронка. Враги её проигнорировали, а я решил воспользоваться ею, как укрытием, чтобы заново наложить на себя наговоры. Ждать пришлось минут пять. Вновь словил неприятный откат, когда действие предыдущих заклинаний закончилось. Но в этот раз показалось, что всё как-то легче прошло и быстрее. То ли привыкаю, то ли дело в полнёхоньком резерве.

Пару минут отдышался и вновь шёпотом протараторил два заговора, которые так меня выручили уже не один раз. Одновременно с активацией заклинаний колючка под сердцем дала о себе знать. Мол, помни, ты на крючке.

Как только почувствовал, что вновь превратился в полусупермена, быстро вскарабкался на рыхлую землю вала, опоясывающего воронку. Первыми умерли пулемётчики. Я их расстрелял двумя очередями из «шмайсера». Следующими стали артиллеристы, четыре человека. Этих специалистов я валил наглухо. «Трёхсотить» буду кого-то из пехотной махры с винтарями. Стрелки в воронках и в стрелковых ячейках поблизости от моста суматошно завертели головами по сторонам в поисках меня. Из-за отвода внимания они слышали выстрелы моего автомата, но никак не могли определить точное место, откуда исходят эти звуки. Пара человек пальнула в створ ворот для собственного успокоения.

Сменив в автомате магазин, я продолжил расстрел гитлеровцев чуть ли не в упор. Странная гибель товарищей ввела выживших в состояние паники. Последние среди пехотинцев у моста выскочили из своих укрытий и со всех ног помчали к постройкам. Оттуда их прикрывали камрады, лупившие из всех стволов по воротам, по берегам, по трупам. Кто-то стеганул короткой очередью даже по моей воронке. Пули фонтанчиками вздыбили землю всего в метре слева от меня.

«О-о, чёрт! Это было близко!» — охнул я и скатился обратно на дно.

Здесь я вновь перезарядился и полез назад. Бросив беглый взгляд по сторонам, я рванул к ближайшему зданию, где засели немцы. По дороге вытащил из подсумков убитых врагов четыре магазина к автомату и три гранаты. Решил, что пока есть возможность, нужно истреблять гадов в максимальном количестве.

Первыми отправились к своим предкам двое пехотинцев с карабинами, занявшие позицию у стены рядом с дверью. Сначала получил пулю в голову тот, который был дальний от меня. А затем словил свинец в лоб его товарищ, резко обернувшийся на шум позади себя. У одного из них при себе были две чёрных яйцеобразных гранаты в подсумках. Их я взял себе. Благо, что на моём ремне такие же подсумки присутствовали. Только пустые. Внутри на лестнице засели сразу трое врагов. Они негромко переговаривались между собой, бросая настороженные взгляды в стороны выхода на улицу и на единственное узкое окно, зияющее мелкими осколками стекол в деревянной белой раме.

Я тенью проскользнул мимо них, оценил ситуацию в коридоре на втором этаже и вернулся обратно на лестницу. Первого я убил ножом. Левой рукой сдавил шею и рванул на себя, в вооружённой правой всадил клинок в бок под рёбра и двинул им вверх-вниз. Умер немец мгновенно и без звука. Только тело под моими руками на миг напряглось и окаменело. И тут же обмякло. Двое его сослуживцев ничего не заметили. Про убийство подобным образом мне на СВО рассказал прапорщик из спецподразделения Росгвардии. Точный удар ножом в печень убивает болевым шоком. Всё происходит очень быстро. Никто и вскрикнуть не успевает. Для гарантии можно сдавить горло или зажать рот. Я сам трижды вступал в ножевые стычки в городских боях и привык пользоваться ножом. Всего один раз удалось всё сделать чисто, как сейчас. Потом были грязные и страшные свалки, когда кроме ножа в ход шло выдавливание глаз, разрыв ноздрей, пихание локтями и ногами, удары обломками кирпичей, камнями и всяческим мусором.

Второй немец стоял неудачно и пришлось бить его поверх ремня в почку, а потом, захлебнувшегося хрипом смертельно раненого толкать на его последнего живого товарища. И тут же следом выстрелил тому в лицо из «вальтера» с левой руки.

Закончив с зачисткой лестницы, я развернулся в сторону второго этажа, ожидая появления любопытных, которых мог заинтересовать выстрел из пистолета. Но прошло не меньше двух минут, а так никого и не увидел. Не услышали? Или не поняли где стреляли из-за воздействия заговора? Ну, мне подобное только на руку.

К моменту, когда я оказался в коридоре второго этажа, на котором засело больше всего гитлеровцев, паническая стрельба в сторону ворот и реки практически прекратилась. Немцы тревожно переговаривались друг с другом, торопливо набивали магазины и обоймы патронами, вскрывали ящики с боеприпасами. Я быстро пробежался по всему этажу, заглядывая во все комнаты. И в одной увидел четыре ящика-укупорки необычной формы. Одна такая была раскрыта, и я внутри увидел два толстых блина-мины. По размеру они должны быть противотанковыми. Вместе с ними в помещении находились пять немцев, засевших у двух высоких и узких окон с раскуроченными рамами.

Сначала мне захотелось бросить к минам гранату, а самому выпрыгнуть в окно в соседней комнате. Восьми-девяти секунд должно хватить, чтобы удрать на безопасное расстояние. А взрыв десяти мин должен разнести половину двухэтажного здания, которые было общежитием или квартирами, построенными уже при передаче Бреста СССР. Но страх, что рванёт всё раньше или вообще не рванёт заставил поступить по-другому.

— Не ждали? А я припёрся, — вслух сказал я и шагнул в комнату, держа автомат прижатым к плечу. Немцы меня не увидели и не услышали. А потом стало поздно. Стрелял я очередями по три-пять патронов, быстро переводя ствол от одного врага к другому. Двоих срезал быстро и до того, как спохватились остальные. Вот только троица выживших посчитала, что по ним