Тренировочный день 7 - Виталий Хонихоев

видно. Но это еще ни о чем не говорит. В данный момент он может находится под прицелом, вокруг могут таится профессионалы, а где-то уже готовится тихий и уютный закуток для полевого допроса третьей степени интенсивности.

Как там говорят на Дальнем Востоке? Если ты видишь тигра — это хорошо, значит он на тебя не охотится. Почему? Да потому что если бы он на тебя охотился, то ты бы его не увидел…

Глава 8

Ранее в пещерах у водопадов

— Не нравится мне это. — сказал Лобо, присев у входа в пещеру: — не нравится. Слышь, Понтовый, куда Винниту ушел?

— Сказал, что проверил и вернется. Да ты ж его знаешь, сука. Только что был и уже нету, едить его в копыто. — откликается Денис Портнов, одна тысяча пятьдесят восьмого года рождения, осужденный по статье сто сорок четвертой УК РСФСР часть вторая, с отягчающими.

Денису хочется есть. Хочется есть так сильно, что последние два дня он испытывает гастрономические галлюцинации, ему как наяву грезится жареная говяжья котлета, жареная на сливочном масле, как готовила бабушка, с отварным молодым картофелем, политым сливочным же маслом и посыпанным зеленью… мелко нарезанным укропом и петрушкой. Не обычная столовская котлета, которая и сверху серая и внутри серая с розовым, а еще безвкусная и резиновая как подошва у башмака. Именно такой на его взгляд и была подошва ботинка, который ел Чарли Чаплин в кинофильме «Золотая Лихорадка»… безвкусной и резиновой.

Он бросил взгляд на свои ботинки и только головой покачал. Это раньше ботинки из хорошей кожи делались, а современные шузы все из каучука да синтетики. У него на ногах и вовсе лагерные «боты» на кирзе, такое не отваришь, а если и отваришь — то не поешь. Это ж какие зубы должны быть, чтобы кирзу прорезиненную откусить… а у него и так половины зубов нет.

Другое дело — бабушкины котлеты… поджаристая корочка сверху, румяная, золотисто-коричневая, хрустящая… а внутри — сочное, мягкое, вкусное…

Он вдыхает воображаемый аромат жаренного мяса полной грудью. Сглатывает слюну и открывает глаза. Вспоминает как пахнет жаренной рыбой, минтаем. Ранним утром бабушка жарила рыбу, купленную в сельпо, обмакивала хвостики в жидкое тесто и аккуратно клала на раскаленную сковороду, совершенно не боясь раскаленных капель подсолнечного масла. Еще и смеялась над ним, когда он отскакивал от сковороды, тряся рукой и хватаясь за мочку уха. Жаренный минтай, мягкое белое мясо внутри, хрустящая корочка кляра снаружи… ммм… чего бы он только не отдал сейчас за один хвостик минтая. А ведь в свое время нос от него воротил, хотел, чтобы ему блинчики сделали…

— Рыбой пахнет. Жареной. — говорит он вслух, просто чтобы что-то сказать. Лобо даже головой не ведет, не обращает на него внимания, словно его и нет вовсе.

— А вот и Большой Змей. — говорит он, увидев сидящего у тлеющих углей и не решаясь называть якута Чингачгуком или Винниту как Лобо. Якуту эта кличка не особенно и нравилась, но если уж тюрьма-роднуха дала тебе кликуху, то это навсегда. Приклеится и все тут. Так и стал якут, осужденный по статье пятьдесят девять точка прим — Чингачгуком, Большим Змеем и Последним из могикан. Впрочем последние клички ему мысленно дал сам Денис, потому что не все заключенные читали Джеймса Фенимора Купера и не все знали что Чингачгук на самом деле означал «Большой Змей». Ну а Винниту его звал только Лобо, потому что считал что какая к черту разница, один индеец и другой тоже индеец.

— Где? — Лобо поворачивает голову и цедит короткое ругательство: — Чингачгук⁈ Сука, ты когда перестанешь вот так подкрадываться? Ну чего там?

— Человек. Один. На мотоцикле. — отвечает Чингачгук, откинувшись назад и чего-то жуя. У Дениса сразу же накапливается слюна во рту. Он нашел еду⁈ Где? И почему не делится? Это же первая заповедь любого зека, нужно делиться со своими товарищами…

— Ты чего жрешь-то? — перебивает его Лобо и протягивает руку: — давай сюда. Мы все тут не жрамши уже третьи сутки, а ты хомячишь.

— А? Ну… вот… — якут поворачивает свою руку и на ладонь к Лобо падают маленькие черные комочки: — жабья икра с ягодой. Обычно городские такое не едят…

— Фу, млять! — Лобо отряхивает руку, черная слизь разлетается во все стороны: — жабья икра⁈ Ты сука, с ума сдрыснул, Винниту⁈

— Очень вкусно и питательно. — темные глаза якута останавливаются на лице Лобо: — а ты едой разбрасываешься. Нехорошо.

— Ты… — Лобо сощуривает глаза: — не зли меня, Чингачгук, не выбешивай. Мы тут уже почти две недели в пещерах шкеримся, я скоро крышей поеду. Рассказывай чего там увидел?

— Я ж говорил. — пожимает плечами якут: — человек. Один. Приехал на мотоцикле. С собой рюкзак. Вооружен. Винтовка, нарезная, не «ТОЗ» и не берданка, какая-то непонятная. Новенькая, аж блестит. Мент.

— Легавый? Стой, а с чего ты взял? — вскидывается Лобо: — он что, в форме и с погонами? В фуражке?

— Оружие носит привычно, но не как в лесу нужно. — загибает палец якут: — мотоцикл и рюкзак спрятал, хвойными лапами закидал, как положено. Но как по учебнику, а сам не умеет ничего. Выбрал себе место для наблюдения наверху скалы и там устроился с биноклем и планшетом. Винтовку в схроне оставил. Охотники так не делают.

— Да ну. — сомневается Лобо: — чего ты там напридумывал себе, Винниту. Мало ли кто оружие с собой не носит в лесу. Может оно у него не зарегистрированное? У нас в поселке геологическом каждый первый по два-три ствола имел и почти все незарегистрированные… носили разобранными в рюкзаках, а то и вовсе в схроне оставляли в лесу. А что мотоцикл спрятал, ну так от города тут тридцать кэмэ всего, да и село неподалеку есть… мало ли кто наткнется. Надо спрятать, даже если за грибами пошел.

— Так на грибы не сезон. — добавил Денис и перед его мысленным взором вдруг как наяву предстала черная, чугунная сковорода, доверху полная жаренными маслятами, с молодой картошечкой, да с лучком… все еще скворчащая от жара плиты… а рядом — белая фаянсовая тарелка с квашенной капустой, а если по совести, то еще бы стопочку водочки, запотевшую такую, прямо из морозилки, чтобы аж водка тягучей как кисель