Лилит - Никки Мармери

она предложит тебе взамен. Если она предложит воды, не пей; если предложит тебе табурет, не садись. Ничего не бери, ни к чему не прикасайся, или должна будешь остаться там навсегда.

– Она отпустит сестру?

– Лепешки польстят ей. Никто не печет для Эрешкигаль! Но их будет недостаточно. Придется предложить ей что-то еще.

– Где же мне найти достойное возмещение Царице Небесной?

Густобровая закашлялась и отвела взгляд.

– Ты сама поймешь. – Она погладила меня по руке. – А теперь… Видишь каменного орла?

Я встала и посмотрела в направлении, куда она указывала, в сторону гор, поднимающихся над зеленым плато. Очертания статуи сильной птицы, запрокинувшей голову и направившей клюв в небо, отчетливо виднелись среди скал.

– Это единственный проход. Он приведет тебя к пещере, а оттуда ты спустишься в мир теней.

Самаэль навьючил лепешки на Адама.

Я обняла женщину. Она прижала меня к своей пышной груди, потом крепко обняла за плечи.

– Ступай с миром, дочь небес. – И добавила шепотом: – Но помни, что за тобой следят.

Она подняла бровь, указывая на темную линию леса у нас за спиной. Что-то белое промелькнуло в пологе леса прямо над тропинкой, по которой мы пришли.

На прощание работница заткнула мне за ухо цветок крокуса.

Как убить богиню?

– Она сказала, что нам понадобится подношение, – сообщила я Самаэлю, когда мы достигли края плато.

Горы нависали над нами яростной волной.

– У нас есть дары. От жрицы.

– Это для подкупа привратников. Мы должны предложить Эрешкигаль что-то взамен Ашеры.

Мой спутник поморщился.

Мне следовало все понять уже в тот момент. Но я во все глаза смотрела на тропинку в поисках просвета в сплошной каменной стене. Потом я обернулась проверить, не видно ли ангелов, потому что, вне всяких сомнений, именно они и преследовали нас. Но небо было чистым, если не считать игриво круживших скворцов, которые резким свистом разрывали выжженную солнцем тишину долины.

Мы внимательно рассматривали сплошную стену известняка, поднимающуюся над долиной. Над нами по узким уступам и расщелинам карабкались ловкие козы, но нигде не было и намека на проход. Самаэль пошел на север, а я – на юг. Пробираясь вперед, мы оба касались рукой скалы, убеждаясь, что ее неприступность – не иллюзия.

Я задумалась о том, что нас ждет дальше. Подземный мир, где мертвые едят глину и пьют пыль, где женихи разлучены с невестами, а младенцы жалостно плачут целую вечность, так и не познав прикосновения матери.

Неужели Ашера так все и задумывала? Неужели Она устроила все эти ужасы для собственных детей? Что еще хуже – и при этой мысли я содрогнулась, – не я ли случайно послужила причиной этому? Ведь говорили, что до Евы смерти не было, а именно я привела Еву к падению. Но это казалось бессмыслицей. Все живые существа умирают, травы усыхают и вянут, даже деревья достигают предела своей жизни. Смерть – часть этого мира, настоящего мира, а не памятного мне фальшивого Эдема. Лишь одна я избежала всеобщей участи. Но почему? Конечно же, не по Его воле, не потому, что увернулась от Его проклятия, как полагал Самаэль. Я видела в этом Ее руку. Я была спасена ради чего-то, чего Матерь от меня хотела.

Крик Самаэля вывел меня из задумчивости. Его сияющее лицо высунулось из-за камня, и он показал мне на расщелину, которая расширялась, переходя в разбитую, вымощенную камнем тропу. Отсюда наш дальнейший путь был ясен: тропа вилась змеей по крутому утесу и исчезала где-то высоко над нами.

* * *

Полуденный зной путал нам мысли. Эхо разносило по скалам непонятные звуки. Стук козьих копыт летел со всех сторон. Далекий рев горного льва казался близкой опасностью.

Выше линии деревьев местность выглядела мрачной и суровой. Безжалостное солнце слепило глаза, отражаясь от белой тропы, которая вела через узкие теснины, мимо огромных валунов. Растительности было мало: лишь мох да упрямый паслен росли в расщелинах.

Наступивший вечер принес передышку от жары, но с ним пришел внезапный туман, который затянул дорогу. Крики орлов, которых мы видели кружащими над нами при свете дня, приобрели новое, зловещее звучание. Густая завеса облаков вынудила нас остановиться на ночлег, и мы доели запасы, которые взяли с собой из Урука.

– Самаэль, – спросила я, смакуя остатки сыра, – а как убить богиню?

Он осушил бурдюк с вином и положил голову мне на живот, как на подушку. Высоко над нами орлица вернулась с широкого плато к своему надежному гнезду, устроенному на скале.

– Сила богини происходит от тех, кто поклоняется ей, – произнес наконец Самаэль. – Чтобы убить ее, нужно лишить ее поклонения. Боги не могут жить без молитв, подношений, благовоний – это их воздух и пища.

– Значит, если никто не будет молиться Ашере, Она тоже умрет?

– Ты слыхала когда-нибудь об Амонет или Кишар, о прочих птицеглавых или змееволосых богинях, которых даже я позабыл? Все они когда-то были созданы и вскормлены, а затем уничтожены. Кто теперь произносит их имена, кто жжет благовония к их удовольствию? Никто не предлагает им вино, на их алтари не проливается кровь непорочных тельцов, и богини хиреют и исчезают. Богов создает вера и губит неверие.

– Значит, Ашера уже мертва? Прошла тысяча лет. Или Ей все еще поклоняются?

– Где-нибудь – несомненно. Она известна под разными именами и почитается по-разному: в Уруке ее зовут Инанна, в Кемете – Хатхор, в Аласии – Анасса. Астарта, Изида, Анат – это все одна богиня, Царица Небесная. Ашера могла исчезнуть тысячу смертных лет назад, но те женщины, собирающие шафран, все еще поклоняются Ей. Пока Ашеру помнят, Она жива.

Меня это озадачило. Как сборщицы шафрана могли знать Богиню-Матерь, если не встречались с Ней, как я? Кто их научил? Ведь это мне было поручено передать Ее мудрость, но я потерпела неудачу. А потом сторонилась мира, оставаясь в пустынной долине, пока потомки Адама и Евы процветали.

Звезды проснулись ото сна и замерцали в небе. Они кружили вокруг сияющей луны, словно пчелы вокруг улья. Пока Самаэль спал, я снова и снова мысленно повторяла его слова: «Их создает вера и губит неверие».

Сколько времени у Нее еще осталось?

Ступай в Шеол

У заснеженного перевала мы в своих скромных одеждах, в открытых сандалиях дрожали от холода. Цветущее плато с крокусами осталось на западе, далеко позади нас. На востоке горы уступали место лоскутному одеялу полей: пышных зеленых, созревших желтых и вспаханных бурых. Жилища были построены прямо на откосе, и