Блюз Красной планеты - Роберт Дж. Сойер

– Нет, никакой бормотухи. Неси лучший скотч – со льдом. Настоящим.

Баттрик сощурился.

– Это выйдет дороже.

– Без проблем, – сказал я. – Заводи новый счёт.

Через несколько минут к столику подошли Диана со скотчем и Хуан Сантос. Тот, как обычно, смотрел на неё щенячьими глазками.

– Чего тебе принести? – спросила Диана.

Он помедлил – я-то знал, чего он хочет на самом деле, – но потом склонил массивный лоб.

– Джин. Неразбавленный.

Она кивнула и ушла, а он проследил за ней взглядом. Потом сел напротив.

– Надеюсь, платишь сегодня ты, Алекс. Ты ещё должен мне за помощь с файлами доктора Пиковера.

– Всё так, друг мой.

Хуан устроил покатый подбородок на ладони.

– Вижу, у тебя хорошее настроение.

– О да, – ответил я. – Мне заплатили.

Человек, который стал для мира Джошуа Уилкинсом, вернулся в «Новый Ты», где ему доработали лицо и обновили тело. Затем он сказал, что после поступка жены работать там будет слишком болезненно, и продал филиал помощнику, Горацио Фернандесу. Денег, вырученных от продажи, с лихвой хватало на жизнь, особенно учитывая, что он больше не нуждался в еде и не платил налог на жизнеобеспечение. Он выдал мне гонорар, который задолжала его любимая покойная жёнушка, и накинул неплохую премию сверху.

Я спросил, что он собирается делать дальше.

– Ну, – сказал он, – пусть вы и единственный, кому об этом известно, но я всё же палеонтолог. Буду искать новые пласты окаменелостей – месяцы проводить на поверхности. Кто знает? Может, там есть месторождение даже богаче Альфы.

Что насчёт другого Пиковера, официального? Пришлось постараться, но мне удалось убедить его, что на самом деле копию сознания украл не Джошуа, а Кассандра, и что именно она загрузила его в искусственное тело. Я сказал доктору Пиковеру, что когда Джошуа понял, что натворила его жена, он уничтожил копию и выбросил изувеченное тело в подвал «Нового Ты».

Неплохо так, а? Но на этом я не остановился. Взяв напрокат скафандр и марсоход, я съездил на шестнадцать километров и четыреста метров к юго-западу от Нили Патеры. Решил, что разыщу себе славного ризоморфа или хорошенькую пентаподу и никогда буду работать.

Ну и что же? Я потратил на поиски кучу времени, но клон Пиковера, видимо, соврал о местоположении Альфы; даже под пытками не выдал своих любимых окаменелостей. Но я всё равно был уверен, что залежь Вайнгартена и О’Райли действительно существует и настоящий Пиковер сейчас работает над тем, как защитить её от мародёров. С чем и желал ему удачи.

– Ну что, выпьем? – сказал Хуан, когда Диана принесла ему джин.

– А то, – согласился я. – За что пьём?

Хуан задумчиво нахмурился. Затем его брови поползли на широкий лоб, и он ответил:

– За верность себе.

Мы подняли стаканы и чокнулись.

– За такое можно и выпить.

Глава 11

Два месяца спустя

Я сидел в кабинете, закинув ноги на стол, когда на мониторе открылось окно камеры. Посетитель явно нажал на звонок – иначе камера бы не сработала, – но потом развернулся. Новые клиенты редко заявлялись без предварительной записи, поэтому я достал свой верный смит-вессон, убрал ноги со стола и направил пистолет на раздвижную дверь.

– Домофон, – скомандовал я в воздух, а затем: – Да? Кто там?

Посетитель обернулся к камере, и я заметил, что половину его лица составлял тусклый металл, лишь кое-где покрытый обрывками искусственной розовато-бежевой кожи. Но голос! Этот интеллигентный британский акцент я узнал сразу же.

– Добрый день, мистер Ломакс. Можем поговорить?

Я отложил пистолет на стол и скомандовал:

– Откройся. – Дверь отъехала в сторону, явив трансфера собственной персоной. Во плоти, я бы сказал, только плоти у него не было. – Господи, Рори, – сказал я. – Что случилось?

Поверхность металлического лба зарябила – ожили маленькие моторчики, которые должны были приподнять отсутствующие брови.

– Что? А. Да. Нужно будет этим заняться.

– Ты что, в баре подрался? – Пожалуй, старая добрая розочка в морду вполне могла пробить синтетическую кожу.

– Я? – ответил тот, будто бы удивившись. – Нет, конечно же нет. – Он протянул руку: – Рад встрече, Алекс. – Рукопожатие, управляемое компьютером искусственного тела, вышло идеальным: крепким и долгим, но не слишком.

С наполовину содранной кожей он уж очень напоминал нелегального клона, которого я спас с «Джима Скукума». Вернувшись за стол, я указал на кресло напротив. В руках Пиковер держал металлический ящик с толстой ручкой на крышке. Он поставил его на потёртый ковёр и сел.

– Чем могу быть полезен? – спросил я.

– Надеюсь воспользоваться твоими услугами, старина.

– Хочешь найти, кто это сделал? – спросил я, обводя жестом его покорёженное лицо. – Чутка отомстить?

– Нет. Вернее, не совсем.

– Тогда что?

Пиковер поднялся и легко подхватил металлический кейс.

– Можно? – спросил он, свободной рукой указывая на стол. Я кивнул, и он поставил ящик на столешницу. Судя по звуку, с которым тот опустился, весил он килограммов пятьдесят. Пожалуй, стоит зарубить себе на носу никогда не бороться с трансферами на руках.

Он открыл ящик, и я, поднявшись, заглянул в него. Внутри на подушке из синего поролона лежала полуметровая глыба серого камня, по форме напоминающая Австралию. И хотя сам по себе камень был плоским, на его поверхности виднелось пять углублений.

– Что это? – спросил я.

– Контрплита образца 2–1388.

– Контрплита?

– Отпечаток; вторая сторона монеты. При добыче окаменелостей матрица разделяется на две части. С одной стороны находится непосредственно сама фоссилия – скажем, раковина, – а с другой – её отпечаток, или слепок. Часть с окаменелостью называют плитой; без окаменелости – контрплитой. Коллекционеры иногда берут только плиты, а слепки выбрасывают, хотя настоящие палеонтологи видят ценность в обоих.

– А этот два-тире-тысяча что-то там?

– Приставка «два» указывает на вторую экспедицию Вайнгартена и О’Райли, а тысяча триста восемьдесят восемь – каталожный номер типового образца нойской ораиллии, разновидности пентаподы, которая сейчас хранится в Королевском музее Онтарио на Земле. Это вторая часть той самой матрицы; эту плиту я знаю как… как свои пять пальцев в настоящем теле.

– А, – сказал я.

– Я знал, что нашёл богатый фоссилиями пласт, но таких, конечно, могло быть несколько; у меня не было оснований полагать, что я нашёл именно Альфа-залежь Вайнгартена и О’Райли. Пока я не наткнулся на эту контрплиту – доказательство, что я действительно работаю с Альфой.

– Логично, – ответил я. – А лицо-то ты как расквасил?

Пиковер залез в ящик и приподнял плиту обеими руками – подозреваю, справился бы и одной, просто побоялся навредить образцу. Отложив её в сторону, он достал из ящика пузырчатую плёнку, и я увидел, что лежало на дне: