Осколки протокола. Суррогат реальности - Юрий Александрович Уленгов

этаж — широкая, с резными перилами, посредине — истлевшая ковровая дорожка. Массивные деревянные панели на стенах размокли и местами отвалились. На панелях — портреты каких-то людей, пейзажи. Под пыльными чехлами угадывается какая-то мебель…

Ну, да. В целом, все вполне соответствует вкусам Плесецкого. Вообще, интересно, конечно — технократ, программист, нейробиолог, и вдруг — такое. Интересные вкусы у профессора, ничего не скажешь.

В воздухе пахло плесенью и сыростью, а пол скрипел под ногами.

Я прошел вглубь дома, осмотрелся. Заглянул в огромную гостиную, с роялем у окна, диванами и камином. Слева — кабинет. Письменный стол, кожаное кресло, и первые признаки технологий: сразу два монитора на столе и большая видеопанель на левой стене. На правой — портрет: мужчина средних лет, строгий костюм, властное лицо. Молодой Плесецкий? Или его отец? В принципе, черты схожие, но сейчас понять было сложно. Впрочем, ладно. Я сюда не картины рассматривать пришел.

Постепенно я обошел весь первый этаж — столовая с длинным столом, кухня с плитой и шкафами, еще пара комнат непонятного назначения. Нигде ничего полезного. Только пыль, мебель под чехлами, да разбитая посуда на полу.

— Симба, ты сумел что-нибудь заметить? — обратился я к ассистенту.

— Сканирую, шеф, — отозвался тот. — Без «Ската» мои возможности ограничены, но я стараюсь. Под домом — полости. Полагаю, это подвал. Я бы начал поиски оттуда.

— Логично, — я кивнул. — Пойдем, посмотрим, как туда спуститься…

Я вернулся в холл, и далеко не сразу нашел дверь под лестницей — слишком уж узкой и неприметной она была. Толкнул ногой, дверь открылась. За ней показались бетонные ступени. Держа пистолет наготове и мысленно сетуя об отсутствии нормального фонаря, я медленно спустился вниз.

Подвал оказался большим. Коридор тянулся метров на двадцать, по сторонам двери. Первая — винный погреб. Стеллажи с бутылками, большинство разбито, вино давно высохло, пахнет кислятиной. Вторая дверь — кладовая. Пустые полки, ящики сломанные, мусор на полу. А вот третья — настоящий отсек жизнеобеспечения. Бойлеры, котлы обогрева, электронасосы, подававшие воду из подземной скважины, электрошитовая… Сейчас, разумеется, все мертвой. Ладно. Приступим к поискам.

Спустя полчаса я был весь в пыли и паутине, зол, как тысяча чертей, и так же далек от результата, как в самом начале поисков. Я честно обошел все помещения, простучал и ошупал все стены, проверил пол, но нигде не нашел ничего похожего на вход в тайное хранилище.

— Да что за фигня? — я остановился посрели коридора и выругался. — Симба, где это долбанное хранилище?

— Шеф, мои сканеры почти бессильны. Я не могу отыскать проход — но я регистрирую некую аномалию. Вероятно ее создает хорошо экранированное помещение, — в интерфейсе вспыхнула отметка. — На одном уровне с нами.

— Это, конечно, прекрасно, — пробурчал я. — Но снизу входа в него нет, — я вздохнул. — Ладно. если нет снизу — значит, нужно поискать сверху. Что находится над этой твоей аномалией?

— Можем проверить первый этаж, шеф. Северное крыло.

Я вздохнул и пошел к лестнице. Северное крыло — это левая часть дома. Ладно, посмотрим…

Подъем, лестница. Коридор, двери. Первая — спальня. Кровать с балдахином, шкафы, комод. Вторая — еще одна спальня, поменьше. Третья…

Библиотека.

Хм. А вот это интересно…

Библиотека представляла собой большую комнату, со стенами, заставленными книжными шкафами до потолка: темное дерево, резные дверцы со стеклом. Окна высокие, занавески истлели. Посередине стол — массивный, дубовый, с лампой под зеленым абажуром. Два кожаных кресла. На полу — выцветший ковер. Запах старой бумаги, кожи, пыли… Как в антикварной лавке.

Я с интересом огляделся по сторонам. Книг много — сотни, может тысячи. Корешки потрескались, кожаные переплеты потемнели. Названия разглядеть сложно в полумраке, но кое-что читается — научные труды, медицинские энциклопедии, философия, классика.

— Шеф, — позвал Симба. — Аномалия прямо под нами. Здесь. В этой комнате.

Я остановился посреди библиотеки и огляделся внимательнее. Значит вход где-то здесь. Где?

Искать какие-то скрытые кнопки и рычаги среди тысяч книг? Безумие. Я тут, скорее, состарюсь, прежде чем что-то найду. Шкафы… Шкафы тяжеленные, не отодвинуть. На полу никакого люка не видно. Стоит, конечно, простучать, но что-то мне не верится в такой элементарный ход. Здесь что-то хитрее… И одновременно проще.

В задумчивости я подошел к письменному столу. Хм. А вот это интересно…

Массивная деревянная столешница была покрыта густым слоем пыли. Но не вся. Здесь кто-то двигал предметы, и, по всей видимости, не так давно. На мародеров непохоже — неоткуда им здесь взяться, мародерам-то. До города слишком далеко, пока доберешься — сожрут три раза… Но тогда кто? Не плесецкий же?

Или… Или это был я сам? Только не помню?

Я машинально провел рукой по столу, взял в руки фотографию в рамке, перевернутую лицевой стороной вниз, перевернул…

И замер.

На фото два человека. Инвалидное кресло. Девушка модельной внешности и строгой, киношной красоты, и пожилой мужчина в белом халате и строгом костюме. Я даже вздрогнул, когда память яркой вспышкой подсветила картинку, виденную совсем недавно в подземном бункере. Я уже видел это, совсем недавно…

Вот только в бункере все было не так, как на фото. В кресле сидел Плесецкий, а Аврора стояла за ним. А здесь… А здесь — наоборот.

Я присмотрелся к фотографии. Да, на фото, в инвалидном кресле, без всяких сомнений, Аврора. Только моложе. Лет восемнадцать-двадцать, не больше. Темные волосы до плеч, тонкое лицо, большие глаза — и на этот раз они не пусты. Они полны усталости и грусти. Руки с тонкими кистями безвольно лежат на подлокотниках кресла, одета в простое платье, на коленях плед…

Плесецкому на фото лет пятьдесят, не больше. Тот же строгий костюм, тот белых халат… Вот только он крепко стоит на своих ногах позади девушки. Морщины у глаз, рот сжат в тонкую линию. Стоит за креслом, руки на спинке. Смотрит в камеру серьезно.

Охренеть.

Я же сейчас правильно все понял, да?

Сомнений не было: на фото Плесецкий позировал с дочерью. Сейчас, глядя на фото, я даже удивился, как раньше не заметил сходства. Те же аристократические черты, форма лба, разрез глаз… Это что получается?

Белая сука, едва не убившая меня в бункере, бездушная боевая машина с пустыми глазами, киборг, модифицированный до предела — дочь Плесецкого?

Без сомнения.

Это она. Та же самая. Просто… раньше. Когда была человеком.

Я еще раз посмотрел на фото.

Девушка в инвалидном кресле. Явно больная — сейчас я видел неестественную бледность и печать тяжелой болезни на печальном лице. А рядом отец — Плесецкий, еще не