Азартные игры высшего порядка - Мария Симонова

Между тем болезнь усугублялась с каждым новым глотком выданного ею же «адреналина». Так, глотнув в очередной раз, Лобстер вновь увидел монстра: «Крокодил» возник на пороге заведения и тут же ринулся к стойке, за которой Лобстер поглощал любимый напиток. Звероящер был крупный и приближался стремительно, даже мебель трещала, крушась под когтистыми лапами.

Раздумывать Лобстеру было некогда, убегать некуда. До близкого знакомства с монстровыми зубами оставались считанные секунды.

Тут в крови у Лобстера вступили в реакцию два «адреналина» — свой собственный и только что принятый. Стоя за прилавком, словно боец за бруствером, он перехватил бутылку поудобнее, замахнулся ею и обрушил, наподобие пузатой гранаты, на подставившуюся крокодилью башку. «Граната» разбилась вдребезги, окатив монстра коньяком вперемешку с осколками: репа у звероящера оказалась словно каменная. А его вопль походил на визг локомотива при экстренном торможении. Звуковое сопровождение быстро сошло на нет: «каменная» башка просела, будто гнилая дыня, тухлыми желтками потекли глаза, посыпались дождем острые, как иглы, зубы, уже на полу чернея, догнивая и рассыпаясь в прах. Устрашающая тварь смялась, как проколотая надувная игрушка, осела, булькая и хрипя, и в довершение растеклась по полу зеленоватой, остро воняющей лужей.

Аарон Лобстер понял, что это конец: он кого-то убил. Кого-то в реальном мире под видом монстра. И теперь ему предстоит длительное тюремное заключение. После излечения, разумеется.

Так что излечиваться Лобстеру больше не было резону. И он принялся употреблять близлежащее спиртное без разбора этикеток. Монстры больше не являлись, и Лобстер, накачавшись, как дирижабль, отправился на автопилоте в задние помещения, где и уснул в одной из комнат, запершись на два замка.

А потом потекли одинаковые дни. Все до мелочей оставалось вокруг неизменным: дыра в мосту, коньяк в изобилии и абсолютное запустение в окрестностях, не считая ежедневного явления разного вида и размера гадов, дохнущих, как показала практика, чуть ли не от одного коньячного духа. Лобстер взял себе за правило не выходить из «Альбатроса» без пары бутылок за пазухой и возвращался почти всегда налегке. А коньяк в запасниках все не кончался, словно кто-то его туда заботливо подкладывал. Столь же таинственным образом пополнялись и съестные припасы.

Такое беспросветное существование навело вскоре Лобстера на мысль о преисподней, в коей он постепенно и укрепился.

Так что подъехавший в один прекрасный день к провалу ярко-красный спортивный автомобиль показался ему вначале новой породой нечисти, вырастившей себе для удобства передвижения четыре колеса. Лобстер совершал как раз дежурный обход своих «владений», укокошив только что в тоске-печали какую-то креветко-жабо-щуку, размерами и цветом очень смахивающую на этот самый невесть откуда взявшийся автомобиль.

Несчастный Аарон, укрывшись за столбом, приготовил уже было к бою вторую бутыль, как вдруг «монстр» растопырил крылышки, и из его нутра, как прекрасные бабочки из кокона, явились два человекообразных существа.

В голове у Лобстера что-то щелкнуло, и он признал наконец в чудовище машину, а в существах, покинувших ее, людей — мужчину и женщину.

Выронив бутылку, Лобстер обнял столб — его охватила слабость. Какое-то время он так и стоял, глотая слезы и наблюдая за людьми: мужчина, обойдя машину, запрыгнул на бампер и уселся там с ногами по-турецки; женщина (какая-то слишком на вид раздетая) подошла к самому краю и остановилась, заглядывая вниз, словно собралась сигать с моста в провал. Опасная у нее получилась позиция — из провала-то они, убоища, чаще всего и вылазили.

Аарон вытер слезы, огляделся на всякий случай по сторонам, поднял бутылку и нетвердыми шагами пошел к людям.

— Вы… откуда будете-то?..

Первые слова дались с трудом — первые, сказанные за много дней одиночества, счет которым он не то чтобы потерял, а просто не вел.

Мужчина — молодой, поджарый, темноволосый и ко всему голый по пояс — резко обернулся и пристально оглядел Лобстера с головы до ног. Только теперь Лобстер заметил у него в руке пистолет, но не слишком обеспокоился этим фактом, так как и без того считал себя безвременно усопшим. На капоте рядом с мужчиной стояла бутылка — коньяк, будь он неладен. Женщина тоже обернулась, и вот тут уже старый Лобстер слегка обеспокоился, а вернее сказать, смутился: она оказалась совсем молоденькой и действительно была одета слишком уж легко, точнее, почти ни во что.

— Ты здесь какими судьбами, дед?.. Живешь, что ли?

Лобстер наконец понял, куда ему девать глаза — на того, кто поддержал беседу — на мужика то есть.

— Да вот, вроде как… живу. — Ответил и сразу поспешил с советом: — Ты убрал бы ее с края… Не ровен час, какая нечисть оттуда выползет — на живца-то.

Парень, заметно обеспокоившись, крикнул:

— Чарли! Иди сюда! Иди, говорю, там опасно!

Она подошла, ничуть не смущаясь, присела рядом с ним на капот.

«Тьфу ты, дьявольщина… Да как знать, может, у них теперь мода такая — голыми шлындать: ленточку вон серебристую на руку не забыла накрутить. Молодежь — она и на том свете молодежь», — заключил для себя Лобстер. И, отведя от нее глаза, продолжил беседу:

— Вы здесь, это… Какими судьбами будете-то?

— Мы, дед, в Европу едем.

— А… Ну, ясное дело.

Образовалась небольшая пауза. Дело их действительно было — яснее некуда. Швах, короче. Какая там Европа?! Распрягай — приехали.

— А ты, стало быть, так здесь и живешь?

— Не живу я… — Лобстер замялся, вздохнул глубоко. — Жил.

Оба гостя воззрились на него с интересом и как будто бы с пониманием. Переглянулись. Парень отложил пушку, взялся за бутыль:

— Выпьем за помин души?

— Лобстер я, — сказал Лобстер, доставая из-за пазухи свою бутылку.

— Ларри, — сообщил гость. — А она — Чарли. Ну, царствие нам небесное!

Приложились. И девчонка не отказалась себя помянуть — после своего Ларри. Глотнула щедро. И ну кашлять! Лобстер аж крякнул — коньяку-то небось в жизни не пробовала, на том свете вот учится. Эх, молодо-зелено! Развеселила старика, в первый раз после кончины. С ее голым видом он уже пообвыкся: мы-то старые этого добра повидали, глаза намозолили. Парню вот сложнее. Да ведь он небось не только глядит. Оттого и спокоен, не ерзает.

Как она откашлялась, выпили еще раз — за здоровье, и Ларри спросил, не найдется ли у Лобстера подходящей одежды для его подружки. Лобстер ответил, что очень даже найдется — у него, мол, в «Альбатросе» полный шкаф этого дамского барахла (наследство от жены прежнего хозяина) — и пригласил гостей к себе, чтобы примерить. Гости замешкались. Лобстер понял их по-своему, втайне обиделся, но не осудил — какое может быть у них доверие к малознакомому человеку? А ну как он их в ловушку хочет завести, на пропитание к крокодилам?