Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

там старшим писарем. Конечно, Гиацинт его ненавидит, но его дочерью останется навсегда. Я разыскал его, и в разговоре о реформах Фиска он сказал: демоны кроются в мелочах. В деталях.

Ободренный воспоминаниями, Шелк, не сдержавшись, хмыкнул.

– Потом то же самое замечание высказал один из чиновников Фиска, и мне вспомнилось, чему нас учили в схоле… что коварство демонов пагубно даже для людей злых. Правда, наставники, в отличие от патеры Щуки, не верили в демонов, но, по-моему, нисколько не ошибались. Как и отец Гиацинт, и тот чиновник из Фиска. Ладно, пусть демонов ублажает Аюнтамьенто. Мир означал бы, что девять десятых орды Сийюф могут идти домой. Тысячи ни в чем не повинных девушек избежали бы ужасной гибели под землей, остающихся мы без труда сумели бы обеспечить провизией, а главное, выхватили бы из рук Аюнтамьенто их основной козырь: пусть раздают крестьянам пулевые ружья, от этого мы только станем сильнее.

– И ты собирался победить, сдавшись?

Шелк покачал головой.

– Нет, Крапива, сдавшись, побед не одерживают, просто многие битвы не стоят выигрыша. Я собирался добиться желаемого, мира, убедив врага, что он, пойдя мне навстречу, останется в выигрыше, причем – так уж сложилось – нисколько не погрешил бы против истины. Ну что ж, надежда на успех еще есть, хотя перспективы в данный момент не слишком-то радужны.

– Генералиссиме Мяте с полковником Бизоном удалось уйти, – подал голос Бивень. – И генералиссимо Оозику тоже.

– И еще, кажется, тому пузатому советнику, – добавила Крапива. – Может, теперь-то мир и наступит, вот как ты говоришь?

– Не знаю. По-моему, вряд ли, – со вздохом ответил Шелк. – В основном это зависит от тривигантцев, а пока они держат нас в плену, генералиссимо Оозик с генералиссимой Мятой будут склонны считать их противником не лучше, а может, и хуже Аюнтамьенто.

– Не понимаю, зачем мы им, – хмыкнула майтера Мрамор.

– Его Высокомудрие обожает отвечать на вопросы кратко либо пространно, – сообщил ей Шелк. – В данном случае он, отвечая коротко, вероятно, сказал бы, что у Сийюф нечиста совесть. Она ведь пришла в Вирон якобы как союзник, но втайне надеясь сделать его зависимым от Тривиганта, городом-слугой.

– Она действительно так и сказала, патера?

– Разумеется, нет, однако весьма охотно поверила, что мы злоумышляем против нее, а тот, кто всюду подозревает обман, как правило, старается обмануть всех вокруг сам. Когда с Аюнтамьенто попробовали договориться генералиссима Мята и патера Ремора, Сийюф начала опасаться, как бы мы не пришли к соглашению, невыгодному для Тривиганта, а захватив Хузгадо, со всей очевидностью продемонстрировала, что намерена управлять Вироном сама. Сегодня – точнее, наверное, уже вчера – я совершил ошибку, ответив советнику Лори согласием на личные переговоры с ним и Потто, раз уж они сами просят о встрече. Рассудил, что согласие нам ничем не грозит, поскольку Госсан доложит обо всем нами сказанном полковнику Абанче, а я постараюсь не сказать ничего, способного внушить Сийюф подозрения.

– По-моему, ты, кальд, ничего такого и не сказал… ну разве что в самом конце.

– Благодарю тебя. Под конец это уже утратило всякую важность. Как только Бивень с Мукор сообщили об идущих к нам тривигантцах, я понял, что переусердствовал уже в тот момент, когда впустил советников во Дворец Кальда. К несчастью, Госсан переусердствовал тоже. Если б он со своими шпионками попросту задержал нас там до прибытия штурмовиков, мы еще могли бы чего-то добиться… вряд ли, конечно, но шансы имелись. Теперь многое потеряно – прежде всего, мир. Мир – неизменно самое важное, а сейчас, перед лицом угрозы Паса, он нужен, как никогда.

Сделав паузу, Шелк утер глаза.

– Спасая наш мантейон, Крапива, я старался спасти и Вирон, и весь круговорот, а теперь мне остается только сидеть здесь да плакать.

– Спасать весь круговорот… это ж какая уйма трудов для одного человека! Кальд, а ты вправду думаешь, что Пас собирается нас погубить?

– В разговоре о тех, кому удалось ускользнуть, – словно не слыша ее, продолжил Шелк, – никто не вспомнил об Ореве. Ему-то оттуда выбраться удалось? Его кто-нибудь видел?

– Птичка… тут! – донесся откуда-то сверху резкий, скрипучий голос.

– Орев! Как я не догадался! Спускайся. Поди сюда.

Во мраке захлопали крылья, и Орев грузно приземлился рядом.

– Однажды Его Высокомудрие напомнил мне вот о чем. Некоторые до того любят птиц, что сажают их в клетки, а некоторые – до того, что выпускают их на волю… а далее причислил Эхидну и Семерых к первым, а Паса ко вторым. Орева я купил в клетке и, выпустив его на волю, разломал ее… ни на миг не задумавшись, что клетка может казаться ему убежищем. Островком безопасности.

– А мне круговорот клеткой никогда не казался, – заметил Бивень.

– Мне тоже, пока Иносущий не показал, что лежит за его пределами.

– Ничего, кальд, может, Чистик с Синелью еще сумеют угнать воздушный корабль генерала Сабы и вернуть Шкиехаана в Майнфрейм, как он хочет.

– Человек… хор-роший, – сообщил им Орев. – Человек… летать.

– Так и есть, Орев. Полагаю, ты прав и в том и в другом. И Чистик – человек замечательный, и даже Синель – особа по-своему порядочная, надежная, но… Говоря откровенно, тут я в них нисколько не верю – скорее поверил бы в успех Потто с Пауком, если уж на то пошло. По-моему, иначе как заручившись помощью генерала Сабы и экипажа воздушного корабля, доставить Чистика со сподвижниками в Майнфрейм невозможно. Других способов я себе, честное слово, не представляю. В этом и заключалась еще одна, фактически самая насущная причина стремления к миру: пока у нас война, Сийюф не расстанется с воздушным кораблем ни за что. Конечно, в подземельях он ни к чему, однако со временем Аюнтамьенто, если у них есть желание победить, придется вывести войска наверх, и тогда воздушный корабль станет для них грозным противником. По завершении войны Сийюф вполне могла бы – заметьте, могла бы! – уступить нашим просьбам. Боюсь, теперь нам придется ждать ее окончания… или пока Пас не даст ход тому, что у него там приготовлено, дабы подтолкнуть род людской к исходу. Вариантов мне лично приходит в голову целая дюжина, причем приятным не назовешь ни один.

На сем Шелк умолк, однако новых вопросов не дождался: даже Орев – и тот безмолвствовал. В конце концов затянувшееся молчание нарушил он сам:

– Ну а теперь давайте поспим, если сумеем уснуть. Боюсь, завтра нам предстоит крайне нелегкий день.

– Э-э… кальд? – донесся из темноты гнусавый носовой голос Реморы.

– Да, патера? Прошу прощения: мы тебя разбудили, как ни старались говорить потише.

– А я слушал с величайшим… мм… вниманием. И сожалел, что не проснулся раньше, э? Весьма, весьма назидательно… но есть тут еще… мм… кое-какой момент. Сохатый, а? Я знал его… а ты сказал… э-э…

– Что располагаю довольно туманным описанием его убийцы. Туманным… во всяком случае, на наш взгляд. И полагаю, что им