Один ленивый мальчик - Александр Бельский

время резкого разворота, не удержавшись, за борт вылетел один из новичков, джаму по имени Тутмос. На этого лопоухого нескладного переростка (он был высок и неуклюж в своей длинной стати) вечно валились неприятности и несчастья. Однако он был старателен и исполнителен, почему и угодил в Джаму Нефер. Хори с удовольствием сменял бы его на кого-то менее исполнительного, но более удачливого, но, к досаде юноши, это было не в его власти. Повезло еще, что Тутмос, падая, обронил все оружие на палубе…

Ночью стало ещё интересней. Был месяц богини плодородия, Реннут, его пятый день. Видно, по берегам в этом месте жили переселенцы с севера, из Фив и Мемфиса, ибо они отмечали сегодня по северному календарю первый день месяца, псдженти(календари в Абу и на севере не совпадали). Горели костры из ячменной соломы в честь богини, доносились голоса, песни и смех. Хори любил этот праздник дома, и грустно вздохнул. Они не приставали к берегу — Хори знал, что и не пристанут.

Он проверил свой десяток — сморенные речными битвами днем, все уже спали, даже караульный, казалось, спал с открытыми глазами. Ночь рухнула быстро, на небе высыпали звёзды, а воды Хапи словно светились изнутри. Было невероятно красиво и страшно. Никогда прежде, даже в храме, он не казался себе столь малым перед столь великим. Он чувствовал, что боги где-то рядом… Под плеск рыб (а может, и крокодилов), и лёгкий скрип снастей и дерева Хори заснул счастливым.

В Кубане ему не понравилось. Город умирал, и Хори это чувствовал, впрочем, спроси его — он, скорее всего, сказал бы (и это тоже была чистая правда), что, после Абу, он какой-то убогий, не взирая на то, что он был как бы и не больше Абу… Но всё в нём к этому времени обветшало и ослабело. Даже Измеритель величия бога Хапи (то есть ниломер) был какой-то деревенский, что ли. Кубан при чужеземных владыках, о которых и не упоминают вовсе (то бишь, при гиксосских фараонах) не попал в лапы царя-Негра, ибо во время гиксосской оккупации Куш стал независимым царством. Но теперь значение его слабело год от года — с возвращением в стране единой власти не то, что дождались старых порядков, но вот с переломом в борьбе с Девятью луками граница под тяжестью неутомимого напора новых владык двух земель проседала все дальше по реке — второй порог, затем третий…

Роль крепости Кубана, как щита Абу, давно упала, им даже правил теперь гражданский чиновник, а не комендант. Несмотря на то, что всё больше поселенцев появлялись здесь после побед Великого, и всё больше хозяйств появлялось в округе, город хирел, даже Храм Гора, владыки Кубана, давно не ремонтировали. А пустующие дома оседали и оплывали, никем не поддерживаемые, и служили жильём для одичавших котов и собак. Город находился между Абу и Анибой, столицей Миама, где построил свои палаты ещё принц Аменхотеп, царский сын Куша. Там нашли себе теперь место и сокровищницы домов серебра и золота, войсковые склады, хранилища товаров для торговли с нехсиу и маджаями, и товаров от нехсиу, лабазы для дани и закрома для зерна и прочих запасов. Город Кубан просто оказался между — между городами, делящими власть и богатства, между временами, когда он был нужен, и когда стал лишним. Он просто стал МЕЖДУ, обузой и назолой. Никчёмный ни там, ни тут, с правителем, которого собираются затолкать, как и его самого, более удачливые и ловкие соперники. Впрочем, только ли с правителем города такое возможно?

Вот, например, сам предшественник нынешнего царского сына Куша, Меримоса — Аменхотеп. Он был вторым наместником стран юга, который носил звание Царского сына Куша, до того титул был попроще — просто царский сын. Был он обласкан и хорош при дворе, пережил даже смену владыки и остался, что было совсем непросто, на своем великом посту стража южных врат при новом живом боге, своём тёзке. Впрочем, после коронации нового царя именовать его следовало тронным именем — Неб-Маат-Ра…

Однако мятеж пятого года* стоил принцу юга должности, титула, положения и состояния, он был низвергнут в прах и кончил дни в опале. Мятеж поднял один из местных царьков, ставленник Аменхотепа, некий Ихени, и, наверное, принцу не простили в первую очередь того, что он не разглядел крамолы и взлелеял предателя на груди своей и под рукой своей. Ведь этот презренный и враждебный негр начинал с полного ничтожества, ел с руки у принца и преданно глядел ему в глаза. Но, постепенно, он возвысился до того, что стал одним из заместителей Аменхотепа, собирал для него дань и возглавил соединённое туземное войско.

Царь, едва вышедший из детского возраста (ему только что минуло пятнадцать лет) не казался опасным, вся воинская сила в этих краях, все финансы и зерно были в руках Ихени, и, казалось, что сами боги помогают ему. Все возможности сделать родину Ихени, страну Ибхат — сразу за вторым порогом — новым царством и отрезать от Двух земель всё до Абу были перед ним как главное блюдо перед именинником на пире. Но мятеж пришлось начать раньше того времени, когда он дозрел бы, как ядовито-сладкий плод. Меримос тоже был воспитан Аменхотепом, но дальше начал взрастать при дворе — он сумел понравиться царице-матери, ибо был пригож, свеж, из хорошего рода и с приятными манерами. Но, помимо этого, он был ещё и умён, многие уши и глаза остались для него в Вавате и Куше, и платил он своим приверженцам щедро, всегда защищая их, помогал им рукой и словом. Уже давно он тревожил царицу-регентшу и молодого бога рассказами о возможном бунте, попутно сделав всё, чтоб он приключился внезапно и для царя, и для Ихени, и так и вышло. В результате подавлял неподготовленный бунт царский сын Куша, только не Аменхотеп. Получив из рук молодого царя свои знаки — перо, золотые браслеты, посох и плащ, Меримос ретиво взялся за дело. Да, по сути, у него многое уже было подготовлено и устроено на этот случай. Набрав к имеющимся у него царским гвардейцам полчища негров в Вавате, он их руками задавил и уничтожил мятеж, уничтожил в битве, которая произошла в 5-ю годовщину царствования молодого бога, что было воспринято тем очень благосклонно. Даже пошедшие за ним негры разбогатели, многие рядом с ним возвысились, и теперь у Меримоса было собственное, преданное и почитающее его войско и верные чновники на местах. Мятеж был назван