Ученица Злодея - Ханна Николь Мерер

– Зачем вам столько ключей, миз Эрринг?

Не так уж их было и много, всего лишь вопрос организации и безопасности.

– Один – от моего дома, этот – от шкафа с картами, бронзовый – от оружейной, этот – закрывать окна в офисе, а этот серебряный – от подземелий внизу.

Она забрала связку у Лиссы из рук, но девочка заинтересовалась самым большим ключом, украшенным золотом и маленькой буквой Ф.

– А этот от чего? – озадачилась Лисса, суя в рот очередную лимонную тарталетку.

Об этом Бекки не рассказывала.

– От места, где я больше не бываю.

Лисса стащила ключ с кольца.

– Тогда давайте выкинем его?

Под грохот крови в ушах Бекки вырвала у Лиссы ключ.

– Нет! – Но тут она увидела обиду на лице девочки, и испуг до неприятного быстро сменился чувством вины. – Мои извинения. Мне не нравится, когда люди допускают вольности в отношении моих вещей.

Лисса в своём оранжевом платьице наклонилась к Бекки и прошептала:

– Эви тоже не нравится. Когда я беру её штуки, она вся краснеет и становится как злая помидорка.

Бекки поборола улыбку и прикусила язык, чтобы не рассмеяться.

– Я бы посмотрела на это.

Зазвенел колокол к обеду, и Бекки встала, окликая сотрудников, которые выходили и вылетали из офиса:

– Кто не вернётся на место ровно через шестьдесят минут, получит штраф в размере недельной получки!

Идущие перешли на бег, и Бекки ощутила удовлетворение, увидев, как заблестели глаза у Лиссы. Бекки не хотелось бы искать одобрения у ребёнка и делать из этого привычку; однако она ощутила, как выросла сантиметров на десять.

– Ну, раз с этим разобрались… – Она встала и подозвала Лиссу. – Давай-ка поищем дурацкий дневник твоей сестры?

Лисса покачала головой, на лице девочки промелькнуло непонятное выражение.

– Не, он не дурацкий. Его ей папа подарил! Она, наверное, очень переживает, что он совсем пропал. – Она ткнула туфелькой стол Бекки. – Иногда я переживаю, что папа тоже.

О нет. Нет. Бекки не готова была справляться с детскими горестями. Хотелось придушить Эви за то, что та поставила её в такое положение.

– Твой папа не пропал, он просто… ну…

– В тюрьме.

Да какого пустыря!

– Подземелья – это не совсем тюрьма. – Бекки поправила очки и нахмурилась, когда увидела, что Лисса достала из кармана платья вязаного дракона. – А это у тебя откуда?

– Блэйд подарил! – ответила Лисса с каким-то мечтательным выражением на лице: девочка втрескалась. Что ж, не она одна, к сожалению.

Будь Блэйд не столь очарователен, улыбайся он поменьше в сторону Бекки, будь он вообще… не таким, она бы вынесла всё это. Хотя вот без этой мелкой кражи точно обошлась бы.

– Это не его, это моё. Я думала, я его потеряла.

Лисса с готовностью протянула дракончика, и Бекки взглянула на свою детскую игрушку. Это был подарок отца, который всецело поддерживал её одержимость крылатыми зверюшками, когда она сама была маленькой девочкой. Она проглотила воспоминание – не хватало только разреветься; слёз она не терпела.

Вернув дракончика Лиссе, она спокойно улыбнулась:

– Оставь себе. Мне он не очень нужен.

Лисса всё так же мечтательно посмотрела на неё.

– У вас очень красивая улыбка, миз Эрринг! Вам надо постоянно улыбаться.

Бекки часто улыбалась… раньше. Но за последние годы она выучила урок, который пронесёт сквозь всю жизнь до того, как уйти на вечный покой. Наклонившись, чтобы оказаться на одном уровне с Лиссой, она сказала:

– Я не улыбаюсь, если не хочу.

Лисса удивлённо заморгала.

– Почему?

– Потому что от нас всегда ждут, что мы будем натягивать улыбку, даже если нам не хочется. Раньше я так часто улыбалась, что перестала понимать, улыбаюсь я искренне или ради других. Так что теперь я не улыбаюсь, пока не уверена на сто процентов, что этого хочется мне, а не кому-нибудь ещё. – Бекки убрала с лица Лиссы Сэйдж прядь волос. – И тебе не надо.

Она практически видела, как разум Лиссы губкой впитывает эти слова, и девочка чуть погрустнела, осознав их.

– Кажется… Кажется, Эви улыбается, когда не хочет. Кажется, она постоянно так делает.

Вот оно, вот. Вот та причина, по которой Бекки не выносила Эви: та постоянно пыталась угодить окружающим, и Бекки всё это слишком уж сильно напоминало человека, которого она больше не знала.

– Миз Эрринг! Миз Эрринг! – В опустевший офис вбежал вспотевший, запыхавшийся Марвин, прервав их беседу. – Я. – Он набрал воздуха. – Простите… Лестница… – Он всё пытался отдышаться.

Лисса протянула ему воды, и привратник улыбнулся ей. Лисса помедлила, прикидывая что-то в уме, потом улыбнулась в ответ.

«Умничка».

– Что случилось, Марвин?

Бекки собрала бумаги и аккуратно выровняла их.

Марвин обхватил себя руками, и у Бекки кровь застыла в жилах, когда она осознала, что привратник не просто запыхался, он был вне себя от ужаса.

– Завеса, – начал он. – Завеса вокруг замка. Она сломалась!

– Что? – Бекки выронила бумаги, а время вокруг исказилось, и листочки закружились, почти как в замедленной съёмке.

– Маньяк-Мэнор… – мрачно произнёс Марвин, – его теперь видно.

Глава 18

Эви

«Я умерла. Точно, умерла».

Эви не замолкала. Она сорвала голос, пока летела, ожидая удара, но вместо этого упала на что-то мягкое и влажное. Тьма рассеялась, и когда Эви наконец заставила себя открыть глаза, вокруг разливалось море яркого голубого света и бесчисленных облачков.

Небо. Она оказалась на небе, хотя падала вниз. Как такое возможно?

Рядом упало второе тело, и Эви снова подпрыгнула, и на этот раз она, не сдержавшись, рассмеялась. Она сидела, господи боже, на облаке, как тут ещё полагается реагировать?

– Сэйдж, ты цела?

Она с облегчением выдохнула, услышав его хрипловатый голос, и на сердце стало чуточку легче: если это смерть, то, по крайней мере, они умерли вместе. Она посмотрела на него и снова рассмеялась: волосы у него торчали во все стороны. Она ещё не видела его таким растрёпанным.

– Я в порядке, а вот у вашей причёски бывали деньки получше, – буднично ответила Эви и закусила губу, глядя, как Тристан принялся лихорадочно приглаживать волосы. Свесилась вниз с края облака, чтобы посмотреть, что внизу, и ощутила, как закололо от тревоги лицо.

Луг одуванчиков.

Сглотнув, Эви отогнала воспоминания. Воспоминания о криках её брата Гидеона, об исчезновении матери, о дне, когда закончилось её детство – резко, болезненно, трагично. Это были те самые секунды, когда теряешь наивный взгляд на мир, когда волшебная завеса падает, и