На краю жизни - Ханна Ким

– Сколько я была в отключке?

– Если считать с того времени, как я тебя нашел, то часа три, наверное. У меня сдох мобильник, время проверить не могу. Может, вообще часов шесть. Табло отсюда не видно.

Марго кивает и больше не задает вопросов. Кнопка на приборной панели продолжает раздражающе мигать – отсчитывает секунды вместо стрелок часов. Глаза начинают слезиться из-за того, что она слишком редко моргает. В голове все еще разливается скользкая темнота.

– Спасибо, – все, на что хватает Марго сейчас, – за то, что не бросил. Не уверена, что я сама поступила бы так же.

– Будем считать, что я не захотел оставаться один в этой кровавой каше. – Макс шмыгает носом, резко втягивает в себя сопли и чешет щеку, соскребая с кожи запекшуюся кровь. – Не за что.

– Что… Что будем делать?

– Не знаю, но здесь оставаться точно нельзя. – Он заваливается на бок, а затем встает на колени, чтобы лучше видеть выражение лица Марго. – Я хочу попробовать добраться до Выборга. Мне надо найти родителей и убедиться, что с ними все в порядке. Если хочешь, можешь со мной. Может, через пару дней ты вспомнишь, кто ты и откуда, – и, если так, тогда уже и решишь, что тебе сам ой делать дальше.

Марго криво усмехается первой осознанной мысли, вспыхивающей поперек сознания: если подобное произошло и за пределами Петербурга, вряд ли родители Макса еще живы. Шанс есть, но он слишком мал. Мысль эта протекает в голове рядом букв темно-красного цвета – как запекшаяся кровь, что скаталась комками меж чужих пальцев.

А сама Марго даже не знает, если ли у нее родители. Может, они умерли задолго до этого дня. Может, она выросла в детдоме. А может, где-то в другом городе ее мать прячется в подвале, заливаясь слезами в попытке в сотый раз набрать ее номер. Марго не знает.

– Хорошо, – она кивает, – я пойду с тобой.

– Идти сможешь? – Макс мельком оглядывает ее.

– Думаю, да. – Марго прислушивается к своим ощущениям. – Я чувствую себя максимально паршиво, но передвигаться смогу.

– Наверное, стоит все-таки переночевать здесь. Как раз составим план действий.

– Я знаю, каким должен быть первый пункт. – Она через силу улыбается и ловит во взгляде Макса ответную улыбку – неуверенную, но все равно воодушевляющую. – Мы должны найти оружие.

* * *

Марго резко распахивает глаза и выпрямляется, инстинктивно хватаясь за бок, – фантомные ощущения первой полученной за эти пять лет раны так и не исчезли. С этого все началось. Длинный белесый шрам – как вечное напоминание.

Взгляд падает на приоткрытую дверь камеры: где-то здесь Марго вспоминает, как накануне пришла в камеру, как они разговаривали с Дином, а потом она… Потом она отрубилась, сидя прямо на полу. Дверь – так и осталась открытой. Блять.

– С возвращением.

Шейные позвонки болезненно хрустят, когда Марго махом поворачивает голову назад и видит Дина, который сидит на кровати, скрестив ноги. Его взгляд все так же направлен в сторону окна под потолком – кажется, туда он смотрит чаще, чем на саму Марго.

Она снова глядит на услужливо открытую дверь, разминает затекшую от неудобного положения шею, затем – опять на Дина, который, судя по всему, и не пытался выходить за пределы камеры этой ночью. Марго пока не может решить для себя: либо Дин тупой, либо слишком умный. Или же ему действительно откровенно плевать.

– Почему ты не разбудил меня?

– Ты выглядела уставшей. – Дин жмет плечами. – Что снилось? Ты так ногами мотала по полу, словно бежала куда-то.

Марго не отвечает. Мыслительные процессы после сна все еще заторможены, но есть одна мысль – вопрос, который она не успел озвучить вчера.

– Как зовут твою сестру?

– Какое это имеет значение? – На нее бросают уставший от жизни взгляд.

– Если никакого, то можешь просто сказать и забить.

– Дана.

Марго кивает себе под нос и встает с пола, по пути разминая конечности. Шея болит так сильно, что даже головой толком не повертеть.

– Я попрошу Лив занести тебе что-нибудь поесть. Нормальная еда тебе ведь тоже нужна, верно?

Дин хоть и игнорирует ее слова, оставив без ответа, но в глаза смотрит – пристально, почти пытливо, – а затем утыкается носом в сложенные на коленях руки.

– Я зайду чуть позже.

Марго покидает подвал, но мыслями все равно остается в камере. Ей еще слишком многое нужно узнать, но теперь это не самое главное.

5

В палате пахнет медицинским спиртом и чуть-чуть кровью; Марго непроизвольно морщится, едва заглянув за дверь. Первое, что бросается в глаза, – подвешенная на специальном креплении нога Алека. Сам парень на удивление спокойно спит, повернув голову набок и прижавшись щекой к подушке. Здесь всего шесть кроватей в три коротких ряда, и Макс занимает крайнюю из них, около самого окна. Он не спит – мгновенно переводит взгляд на Марго, стоит той показаться на пороге. На улице все еще стоят предрассветные сумерки, и в полумраке разглядеть выражение чужих глаз едва ли возможно.

Марго подходит ближе и присаживается на край постели, упираясь в нее обеими руками. Ей так о многом нужно поговорить с Максом, но почему-то именно сейчас на ум не идет совершенно ничего, кроме стандартных вопросов вроде «как ты себя чувствуешь» или «как спалось». Это и не надо спрашивать: и так видно, что чувствует себя Макс паршиво, а ночью он спал урывками из-за боли.

– Чего колобродишь? – Марго чувствует, как матрас проседает, когда Макс подтягивается к изголовью кровати на одной руке, чтобы сесть.

– Знаешь, я со вчерашнего дня задолжала тебе извинения. – Слова на вкус отдают чем-то горьким.

– Только попробуй. – В Марго тычут пальцем. – Только, блять, попробуй, и окажешься на соседней койке с Алеком с такой же подвешенной ногой, поняла?

Она вымученно улыбается и решается поднять взгляд. Макс злится – это не столько по глазам видно, сколько по нахмуренным бровям, сдвинутым к переносице. Его раненая рука перебинтована до самого плеча; Джеймс сделал специальную повязку, чтобы Макс лишний раз не двигал ею, и по какой-то причине именно это окончательно добивает.

– Прости.

На эту предсказуемую мольбу почему-то не злятся уже, а лишь громко выдыхают – обреченно и устало. Макс с досадой на лице чешет шею.

– Слишком много на себя берешь. Как обычно.

Марго чувствует, как уголки ее губ дергаются – не то чтобы улыбнуться, не то скривиться. Но отчего-то все равно становится