Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов

этаже слева от узкой лестницы – я помнил это из дневников. Казалось, что тут не поменялось ничего: тот же недостроенный этаж, каким я представлял его, читая пожелтевшие страницы, единственная дверь среди скелетов будущих комнат. Где-то внутри должен был стоять мольберт. В беспорядке и даже настоящем творческом хаосе пространство тесной комнаты должны заполнять альбомы, наброски, рисунки, кисти и карандаши, а воздухе непременно должен был витать запах краски и бумаги. Но ничего подобного тут не было. Лишь кровать с аккуратно разложенным платьем поверх покрывала, словно хозяйка задумала планы на вечер, между реализацией которых и работой оставалось преступно мало времени. Ряд однотипных книг на узкой полке и безобразно аккуратный стол с тридцатью девятью медными фигурками на дальнем краю. Никто никогда не ставил в ряд сороковую.

– Никаких следов! Она все выкинула. Даже памяти не осталось!

Казалось, что Гэм злится, но в ее глазах не сверкало и искорки гнева. Только удивление. Она заметила, что я разглядываю ее и развела руками.

– Что?

– Марго – сокращенно Мэг. А наоборот – Гэм. Тетя звали или зовут Марго!

Гэм поморщилась и отмахнулась.

– Слишком очевидно и примитивно.

– Это да или нет?

Она не ответила. Ее пальцы скользили по обоям между плотно прикрытом шкафом и книжной полкой.

– Их не переклеивали. Что-то должно было остаться.

– Что ты вообще ищешь?

Гэм открыла было рот, чтобы ответить, но тут же захлопнула его со смешным звуком. В той же тональности щелкнули замки в двери и на окнах.

– Обалдеть! – протяжно и встревоженно сказала она. – Мы заперты! Тут была сигнализация, – Гэм тихонько толкнула меня в бок локтем. – Мог бы и догадаться, сыщик!

Мне нестерпимо хотелось ее убить.

За окном, теперь надежно запертом скрытым замком, царила все та же безмятежность. Кружили осенние листья. По дороге за низким забором не спеша ползли машины. Оторвался от остановки и вклинился в их ряд, набирая скорость, желтый автобус. На таком же приедут хозяева, возможно уже с нарядом полиции. Если уже не мчат домой.

– Молчи! – Гэм подняла руку, пресекая поток моих мыслей. – Я думаю.

Красные подсвеченные уголки на стекле и у дверного замка предлагали приложить палец и сообщить, что в комнате законный владелец. Но ни владельца ни, тем более, его пальца поблизости не было.

Я рыскал по комнате в поисках достаточно тяжелого предмета, чтобы высадить стекло. За ним лишь метра четыре вниз, прямиком в колючие кусты, но это лучший вариант чем возможная альтернатива.

– Стой! Не хватай ничего здесь. Дай мне твои таблетки!

Похоже, что Гэм не в себе. Я протянул пузырек, повинуясь странному приказу – в безвыходной ситуации иногда срабатывает такое, когда отчаянно ищешь хоть какое-то решение. Гэм рассматривала этикетку. Затем что-то набирала в телефоне, стуча ногтями по кнопкам – видимо копалась в Паутине.

– Держи, – она выбила на ладонь штук пять и протянула мне. – Проглоти!

– Послушай…, – я озадаченно уставился на ее ладонь.

– Да я не убить себя предлагаю, дурень! Просто поднимется давление – один разок не страшно, тем более что ты уже пил их сегодня, – она вздохнула и потрясла раскрытой ладонью у меня перед лицом. – Паутина выпускает тех, кто болен – это ее директива под номером, который я не помню. Никто в плохом состоянии не должен оказаться взаперти, где нет никакой помощи. Ты же знаешь об этом. Ну!

– Я задушу тебя, как выберемся!

Безвкусные капсулы проглотить непросто. Зато действуют они почти моментально. В голове, медленно нарастая, воцарился шум. Приняв мой палец и немного обдумав задачу, клацнули замки.

Мы бежали как можно дальше от дома, как казалось мне. На деле Гэм тащила меня, не давая моим ногам заплетаться слишком сильно. Крыша дома, из которого нам удалось лишь чудом выбраться, мелькала над верхушками деревьев.

– Подожди! – я упал на ближайшую лавку. Гэм, тяжело дыша, плюхнулась рядом. Ее лицо и ее улыбку обрамляли плавающие в кристальном воздухе черные пятна.

– Мы живы, и мы на свободе, Олег! Стефанович!

Она говорила что-то еще, но я не слушал. Ее голос все глубже проваливался в какофонию в моей голове. Я с трудом поднялся. Где-то впереди маячила зеленая вывеска метро.

– Постой, ты куда? – донесся до меня голос Гэм.

– Оставь меня в покое, – сказал я. Или подумал громко, что было тоже возможно. – Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать больше. Ни, тем более, работать с тобой!

Прямая тропинка к станции странно плутала, но я старался не сбиваться с пути. К счастью, мне больше никто не помогал.

7.Из дневника

Сначала происходящее казалось продолжением сна, потом глупой шуткой вроде вчерашней игры. Но вскоре стало понятно, что Дима Стрельников действительно пропал.

– Сумка и остальные вещи на месте, – сказал Егоров, присев рядом со мной. Он опирался на выструганную вечером из ветки палку, которую я теперь воспринимал как очень уместную дубинку. – Был бы снег – нашли бы по следам. А так…

Он ковырнул палкой пустую банку, подтянул к себе и отправил ее в пустую урну. Затем извлек из кармана плоскую банку консервов.

– Держи. Сейчас всем не до завтрака, но перекусить надо. Боюсь, что сил сегодня понадобится много.

– У меня есть еда, – сказал я, глядя на банку с красно-желтой этикеткой. Она казалась аппетитно увесистой. Если не до конца открывать крышку, можно погреть прямо на костре.

– Видел я твою еду – сухари и воспоминания о былой любви. Держи и ешь. Через десять минут Дмитрий Александрович всех собирает.

Я пробрался к еще тлеющему костру. Серый теплый пепел лежал ровным покрывалом на обугленных бревнах, простирался и дальше, сливаясь с инеем на таком же сером асфальте. И утро было серым, словно тоже состояло их пепла. Вокруг меня бродили хмурые и злые люди, раздраженно смотрели на то, как я пристраиваю банку среди еще красноватых углей, как пытаюсь есть ножом, обжигаясь и роняя куски тушенки в янтарно-бурое масло. Потихоньку возвращалось тепло, а вместе с ним приходила злость на недовольные лица. Их глаза смотрели так, словно это я похитил и утащил Димку в далекий лес, наделал вот таких банок из него и теперь спокойно завтракаю. Я накинул капюшон, отвернулся от разворошенного лагеря и побросал в теплое масло кусочки сухарей.

Кто-то, проходя коснулся моего плеча рукой. Я обернулся и заметил Дмитрия Александровича, быстрым шагом направляющегося к палаткам. Он махал руками, созывая остальных. На его макушке непривычно красовалась теплая вязаная шапка, а на щеках уже заметная щетина. Он выглядел