Варяг II - Иван Ладыгин

— Всего трое? — удивленно протянул молодой парень с испитым лицом. — Где же ваша дружина? Или Бьёрн такой скупой, что отправляет послов втроем на утлой лодчонке?

Эйвинд не выдержал. Он всегда был плохим дипломатом, его стихия — действие, а не слова.

— Нас было больше! — выпалил он, багровея. — Добрая дюжина! Но мы угодили в засаду! Не все уцелели.

Толпа затихла. Настороженность сменилась жадным любопытством.

— Кто? — раздался тот же голос. — Кто напал? Пираты с западных островов? Люди Харальда? Или духи шторма?

Я резко, почти грубо, перебил, чувствуя, как тонкая нить контроля над ситуацией ускользает у меня из пальцев.

— Не знаем, — сказал я ближайшим зевакам из толпы. — В море много охотников за легкой добычей. Мы оказались одной из их целей. Выжили чудом.

В этот момент толпа передо мной расступилась с почтительным и испуганным шепотом. Не спеша, с холодным, безразличным достоинством, к нам приблизились двое. Они шли в сопровождении десятка дружинников — суровых, бородатых парней в простеганных дубленках, со щитами на спинах и боевыми топорами на поясах.

Один был старше. Массивный, как медведь, вышедший из спячки. На его плечах, казалось, можно было разместить балку длинного дома. Бритый череп сверкал на солнце. Густая черная борода клином ложилась на могучую грудь. Глаза незнакомца красились в цвет морской волны. Они переливались холодной серостью и бирюзой. Он внимательно смотрел на меня, выискивая слабину.

Второй оказался его лохматой и выцветшей копией. Он был худощав. Резкие черты лица остро взирали на мир. Я не чувствовал в нем мощи и основательности брата. Его светлые, немытые волосы были растрепаны, а глаза сверкали злой голубизной, как у затравленного, голодного песца.

Старший, скрестив руки на груди, остановился в двух шагах. Его взгляд скользнул по мне, по Эйвинду, по Эйнару, задержался на кольце Бьёрна.

— Я — Лейф, — его низкий голос резанул слух, будто гром за дальними горами. — А это мой брат, Торгнир. Мы сыновья ярла Ульрика и хозяева Альфборга, пока отец болен. Назовите свои имена и свою цель. И говорите быстро. У нас нет времени на игры.

— Я — Рюрик из Гранборга, — сказал я, опуская руку с кольцом.

Лейф хмыкнул. Его взгляд снова скользнул по моему лицу, задержался на свежих шрамах, на моих глазах.

— Наслышаны, — произнес он, и в его голосе не было ни одобрения, ни порицания. — Целитель. Воин. Скальд, что развлекает Бьёрна и его дружину. Правда, не ожидали увидеть вживую. И уж тем более в таком… скромном сопровождении.

Я лишь кивнул, чувствуя, как между братьями пробегает почти осязаемая искра взаимной ненависти. Они стояли рядом, но казалось, их разделяет бездна. Лейф смотрел на меня с холодной, отстраненной оценкой мастера, рассматривающего новый инструмент. Торгнир — с открытой, немой враждебностью, словно я был лично виновен во всех его бедах.

— Мы не приветствуем чужаков, — огрызнулся младший, даже не глядя на меня, уставившись куда-то за мою спину, на наш карви. — Особенно из земель твоего конунга. Мы слышали, как он вероломно расправился с ярлом Эйриком. Удар в спину — любимая тактика Бьёрна?

Эйвинд снова не сдержался, шагнув вперед так резко, что несколько дружинников положили руки на рукояти топоров.

— Бьёрн победил его в честном поединке, один на один! Там не было ни вероломства, ни удара в спину!

Лейф хмуро посмотрел на него, затем перевел свой тяжелый взгляд на меня. Казалось, он взвешивал каждое слово, каждую эмоцию.

— Мы верим в это, — сказал он. — Бьёрн — воин, а не разбойник. Но поговорим обо всем под кровом нашего отца. Он вас выслушает и решит, что с вами делать.

Дружинники Лейфа и Торгнира сомкнулись вокруг нас плотным кольцом — этакий стальной ободок, отрезающий все пути к отступлению. Нас с мягким нажимом повели от причала вглубь поселения, по грязной, ухабистой улице, выложенной широкими досками.

Эйнар шел рядом со мной, не поднимая головы, угрюмо бормоча себе под нос проклятия. Я улавливал редкие обрывки: «…ведь я же говорил… в логово к волкам… ведут, как овец на убой…»

Эйвинд, напротив, сразу воспрял духом. Его природное легкомыслие взяло верх. Глаза забегали по сторонам, выискивая в толпе симпатичные лица. Он улыбался местным девушкам, которые, пряча улыбки и краснея, выглядывали из-за углов домов.

— Ничего так местечко, — беззаботно бросил он мне через плечо. — Девки тут ладные и румяные…

— Ты просто голоден. — буркнул Эйнар ему в спину.

Я же молчал. Все мое внимание, все чувства были прикованы к братьям, шагавшим впереди, и к самому Альфборгу, что раскрывался перед нами, как странная, тревожная книга. На первый взгляд — обычное северное поселение. Но чем дальше мы уходили от гавани, тем явственнее становилось невидимое напряжение, витавшее в воздухе. Люди на улицах постоянно шептались, перебрасывались быстрыми, испуганными взглядами, кивая в сторону то Лейфа, то Торгнира. Чувствовалось четкое и незримое разделение на два лагеря. Это читалось в каждом жесте, в каждом вздохе, в том, как одни лавочки почтительно кланялись Лейфу, а другие — с подобострастием провожали глазами Торгнира.

Братья не разговаривали друг с другом. Они шли, словно два сильных магнита, обращенные друг к другу одноименными полюсами. Их ненависть была тихой, глухой, тлеющей под пеплом приличий, но оттого не менее смертоносной.

И только одна сила, хрупкая и угасающая, удерживала их от открытой, кровавой схватки. Дряхлый больной старик в большом доме на холме. Пока Ульрик Старый дышал, пока его воля, пусть и ослабевшая, висела над Альфборгом, война за наследство была под строжайшим запретом. Но каждый из сыновей, и каждый житель города, понимал — часы его жизни отсчитывали последние песчинки. И с последним его вздохом сюда придет междоусобица.

Дом ярла был, безусловно, больше и крепче других построек в поселении. Стены из толстенных, почерневших бревен, высокая, крутая крыша, покрытая дерном, массивная дверь, окованная железом. Но и здесь, как и во всем Альфборге, сквозила та же унылая бедность.

Нас провели внутрь, в небольшую, слабо освещенную горницу, служившую, видимо, помещением для гостей низкого ранга.

— Ждите, — коротко бросил Лейф, остановившись на пороге. Его массивная фигура заслонила весь проем. — Отец примет вас, когда будет готов. Не шумите и не пытайтесь выйти без спроса.

Он развернулся и вышел. Торгнир, однако, задержался. Он стоял на пороге, и его взгляд, колючий и насмешливый, скользнул по нам, по нашим скромным, потрепанным пожиткам, сложенным в углу.

— Тоже мне, благодетели с дарами! — произнес он громко. — Явятся втроем, с покорными лицами. А что им мешает отравить нашего отца, пока мы тут церемонимся?