Стяжатель - Валерий Михайлович Гуминский

А золотишко, тем не менее, за бугор сплавляли, подумал Никита.

— Когда умер мой прадед, я сразу решил для себя, что ни под чью длань не пойду, — пояснил волхв. — Клан создавать не собирался, но потом изменил своё решение. Никому не позволю уничтожить свою фамилию. Иначе смерть моих родственников и мамы была напрасной. Не люблю, когда близкие люди, соратники, друзья погибают. Поэтому и стараюсь защитить каждого из них. Это мой рок, которому изменять не собираюсь.

— Я убедился в этом, когда ты спасал своего потайника. Ты прости меня, Никита, смалодушничал, поддался на уговоры сынка. Чёртовы архивы, которые нам и не нужны были, совершенно меня запутали!

— Дело прошлое, — махнул рукой Никита. — Может быть, перейдём к делу, ради которого почти весь графин водочки осушили?

— Хорошо, — Волынский на некоторое время замер, словно пытался собраться с духом и пояснить причину, по которой сейчас сидит за столом если не с врагом, то, как минимум — с разумным неприятелем. — Недавно князь Василий, обуреваемый странным состоянием души, приехал ко мне и предложил… предложил избавиться от тебя радикальным способом.

Он замолчал и впился взглядом в лицо Никиты, который пожал плечами и положил в рот кусочек сочного зраза. Прожевал, промокнул губы салфеткой и ответил:

— Я об этом знаю.

— Знаешь? — едва не отшатнулся Волынский. — Но… как? Неужели Ахмет? Когда ты его успел купить?

— Какой Ахмет? — удивился волхв. — Успокойтесь, князь. Я никого из ваших людей не покупал. У рунических татуировок есть одна замечательная особенность. Тот, кто наносит их, как бы связывает себя с носителями оных. Вы же имели несчастье столкнуться с «ходячей бомбой»? Это такая же техника, только со знаком «минус». Она заразила князя Шереметева, а я поменял полярность, грубо говоря. Я чувствую эту татуировку, Леонид Иванович. Она сигнализирует о всех душевных невзгодах и порывах. Ментальные волны мятущегося Василия Юрьевича были прекрасно мною считаны. И стало понятно, что князь затевает против меня нечто неприятное. Итак, я слушаю дальше…

— Невероятно, — Волынский потянул вниз узел галстука, словно он его душил. — Расскажи мне кто-то другой подобное, не поверил бы.

— Почему?

— За тобой тянется серьёзная репутация артефактора и боевого волхва, — признался князь Леонид. — Про одни свитки жизни каких только легенд не ходит. Значит, нанесённая татуировка связала вас обоих на ментальном уровне?

— Я этого не хотел, но другого выхода из сложившейся ситуации не видел, — солгав наполовину, ответил Никита. — Поэтому и пытался намекнуть князю Василию, что в моём желании следить за его здоровьем нет корысти, а всего лишь забота. Впрочем, если он продолжит и дальше искать пути освобождения от привязки с помощью моей смерти — пусть рискнёт.

— Вот почему он так хотел переложить на меня обязанность избавиться от тебя, — Волынский застывшим взглядом поглядел на почти опустевший графин, налил себе беленькой и залпом выпил, даже не поморщившись. — Об этом я и хотел предупредить тебя, Никита. У меня нет никакого желания конфликтовать с тобой. Ведь ты мог запросто отказаться от моей просьбы спасти Борьку… Но ты проявил благородство. Я бы его, конечно, вытащил…

— Не вытащили бы. Ему была уготована роль жертвы, — оборвал его Никита. — Кровь одарённого — ценный приз для сумасшедшего мага.

— Вот видишь! Я потому и отказался быть оружием в руках Василия. Мне неприятно и горько быть предателем нашей долгой дружбы, но развязывать войну с Меньшиковыми очень не хочется. Я знаю, как тебя любит княжна Тамара, и подозреваю, нашла бы способ отомстить нам.

— Шереметевы вам не простят… — покачал головой Никита.

— А я ничего говорить и не буду, — усмехнулся Волынский. — Я всего лишь предупреждаю тебя быть настороже везде, куда может дотянуться Василия рука. Но знай, что в этом деле мой Род не станет помогать союзникам. Я согласен воевать с кланом Назаровых в экономике, политике, с помощью мелких интриг, но проливать кровь Универсала себе дороже…

— То есть вы предлагаете нейтралитет? — дошло до волхва.

— Ну, да, — облегчённо вздохнул Волынский. — Более того, я бы предложил более серьёзный аргумент для соглашения. Скоро у меня пойдут внуки. Почему бы нам не стать родственниками?

— Мои дети на несколько лет старше ваших будущих внуков, — улыбнулся Никита столь прямолинейному подходу.

— Так Юлия Николаевна ещё не рожала, да и жёны твои не настолько в возрасте, чтобы не подарить тебе ещё по паре детишек, — хмыкнул князь, откидываясь на спинку дивана. — Моя невестка скоро должна родить сына. Вот я и подумал…

— Очень смелое решение, — уголки губ волхва дрогнули. — Исправляете давнюю ошибку?

— Всего лишь вариант как улучшить взаимоотношения, — выставил перед собой ладони Волынский. — На быстром ответе не настаиваю.

Понимая, что князь Леонид пытается прощупать намерения Никиты, волхв не собирался давать ответ. Не нашёл подходящую шутку. Сходу отвергать подобное предложение стало бы ошибкой. Волынский и так уже дал понять, что становится нейтральной фигурой в возможном столкновении с Шереметевыми. Честно предупредил, что в остальных случаях будет бороться за жизненное пространство. Уход Касаткиных под крыло клана Назаровых он же не простил, по глазам видно.

— Прошу меня простить, Никита Анатольевич, — посмотрев на часы, Волынский поднялся. — Дела требуют моего присутствия. Не ожидал такой продуктивной беседы. Теперь мне всё стало предельно ясно. Благодарю за откровенность. О, нет, всё уже оплачено! — он мягким жестом остановил движение Никиты, полезшего в карман за портмоне.

Оказывается, Волынский приехал на той самой скромной «Ладоге-Кросс». Князь пожал на прощание руку Никиты, сел в машину и лихо умчался. Покачав головой, Никита подошёл к своему «Бриллианту», снял защиту, но не торопился уезжать. Он задумчиво постукивал пальцами по мягкой оплётке руля, прогоняя в голове разговор со своим противником. Могла ли это быть игра двух князей, изощрённая, и с просчитанной долгосрочной стратегией? Не исключено. Особенно повеселело топорное предложение Волынского породниться через детей и внуков. Сама по себе идея неплохая, и, если бы с самого начала два самых влиятельных аристократа Петербурга не относились к Никите с пренебрежением, перешедшим в странную и вялотекущую войну,