Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

Карпов улыбнулся ещё шире, встал, поправил халат и вышел из зала заседаний.

Врачебный совет ещё некоторое время сидел в напряжённом молчании.

А потом кто-то облегчённо вздохнул, кто-то пробормотал, что пора работать, кто-то быстро собрал бумаги и вышел следом за Карповым.

Но Мирослав продолжал сидеть, всё ещё чувствуя на себе его взгляд, хоть тот уже и ушёл.

Он выиграл.

Сегодня.

Но Карпов так просто не отступит.

Он будет ждать.

Ждать его ошибки.

И тогда нанесёт удар.

Главврач поднялся медленно, будто давая самому моменту полностью раскрыться, прежде чем вмешаться. Он провёл тяжёлым, испытующим взглядом по присутствующим, задержался на Карпове, потом на Мирославе, потом снова на Карпове.

В зале было тихо, но это не была спокойная тишина. Нет, в ней было что-то густое, настороженное, сжатое, как пружина, — словно все присутствующие ждали окончательного вердикта, но уже заранее знали, что он никого не удовлетворит.

— Ошибки в лечении недопустимы. — Голос Громова был ровным, безразличным, таким, каким он, вероятно, говорил с утра о погоде или об остатках морфина в аптеке. — Я лично проведу разбор ситуации и проверю все назначения.

Карпов едва заметно прищурился, его руки медленно сжались в кулаки, но он не проронил ни слова.

Главврач выдержал паузу, а затем, всё так же ровно, но с тем едва уловимым оттенком в голосе, который всегда предвещает удар, добавил:

— А пока, доктор Карпов, вам стоит быть осторожнее с самовольными изменениями в протоколах.

Тишина.

Глухая, неудобная, словно воздух в комнате стал чуть плотнее.

Карпов почти не двигался, но Мирослав видел, как по его шее поднялись красные пятна, как челюсть его чуть напряглась, как пальцы дрогнули, сжимая край стола.

Но он не ответил.

Не сказал ничего.

Это было хуже всего.

Если бы Карпов начал защищаться, если бы он спорил, кричал, пытался оправдаться — значит, он ещё бы пытался спасти ситуацию.

Но он только молчал.

Он понял, что проиграл этот раунд.

Но проигрыш был не концом игры, а началом чего-то другого.

Это было затишье.

Перед новой бурей.

Мирослав чувствовал это всем своим существом, чувствовал напряжённую тишину Карпова, чувствовал, как он внутри уже строит план, как он уже ждёт подходящего момента, чтобы ударить.

«Пока что он получил удар, но он будет ждать момента, чтобы нанести ответный».

Карпов не из тех, кто прощает поражение.

Он затаится. Он выждет.

Но он не забудет.

Мирослав вышел в коридор и только теперь ощутил, насколько сильно его вымотало это заседание.

Всё напряжение, вся холодная сосредоточенность, которую он держал в себе, не давал ни единой эмоции прорваться наружу, всё это теперь отступило, но не ушло, а только залегло в глубине, где-то под рёбрами, в груди, в мыслях, и от этого не становилось легче.

Он провёл ладонью по лицу, будто смывая с себя весь этот прокуренный воздух, все эти взгляды, эти переглядывания, эту беззвучную, но такую ощутимую войну.

— Ну, красиво ты его размазал.

Голос Николая прозвучал ровно, спокойно, но в нём слышалось искреннее удовольствие. Он стоял у стены, сложив руки на груди, и смотрел на Мирослава так, будто только что наблюдал, как он загоняет бешеного волка в клетку.

Мирослав только вздохнул.

— Это ещё не конец. Он не остановится.

Он сказал это без эмоций, почти механически, потому что точно знал, что так и будет.

Карпов не из тех, кто проигрывает и забывает.

Нет.

Он затаится.

Он будет ждать момента, искать новую возможность, он переждёт, сделает вид, что ничего не произошло, и потом ударит снова — точнее, больнее, так, чтобы никто не успел подготовиться.

И это могло случиться в любой момент.

Николай не удивился.

— Конечно.

Он хмыкнул, достал сигарету, но за

куривать не стал — только покатал её между пальцами, раздумывая.

— Но теперь он знает, что ты не идиот.

Тишина.

Мирослав невольно усмехнулся.

— Ну, хоть какая-то польза.

Но в этой усмешке не было облегчения.

Он не чувствовал себя победителем.

Он просто вышел из одной схватки, зная, что следующая будет ещё хуже.

«Сегодня я защитил себя, но мне нужно быть начеку. Карпов не простит этого».

Он не успокоится, пока не получит своё.

И теперь Мирославу предстояло понять, как быть дальше.

Глава 85

Мирослав против перьевой ручки

* * *

Коридор затихал, словно зверь, замерший перед прыжком. Последние шаги Карпова растворялись в воздухе, но не в памяти — в ней они застряли, оставляя после себя ощущение незримого давления, словно тяжелая ладонь медленно, с едва уловимой нежностью, опускалась на затылок.

Мирослав не двигался. Он стоял у двери, прислонённый к ней спиной, как человек, которого только что выдернули из ледяной воды и который не знает, остался ли он жив, или смерть ещё не успела оповестить его об этом. Грудь поднималась в ровном, почти показном спокойствии, но в висках стучала маленькая, противная мысль: «Почему так тихо?»

Всё стихло слишком быстро.

Секунду назад за дверью был живой, наполненный голосами мир, и вот — ни звука. Неестественное, не положенное по расписанию затишье. Не то чтобы Мирослав боялся тишины, но… в ней что-то не так.

Он медленно оторвался от двери, сделал два осторожных шага вперёд — и кабинет посмотрел на него.

Это было абсурдное ощущение, но оно охватило его сразу: пространство смотрело.

Стерильный, идеальный, слишком ровный порядок кабинета почему-то казался нарочитым, как будто кто-то только что спешно убрался, смёл следы чьего-то присутствия, но не смог стереть сам факт того, что кто-то здесь был.

Он провёл языком по пересохшей верхней губе, опуская взгляд. На столе — нечто чужое.

Нет, не просто чужое.

Чуждое.

Нечто, что не принадлежало ни этому кабинету, ни этому городу, ни этому времени, а если и принадлежало, то лишь в той пугающей, необъяснимой логике, где предметы могут существовать не для пользы, не для удобства, а просто для того, чтобы ждать.

Перьевая ручка.

Мирослав застыл.

Она