Охота на "Черный аист" - Артём Март

— Вы че⁈ — Удивился Симонов.

— Тихо, Сережа. Давай вот только без этого, — проговорил один из его друзей.

По голосу я узнал сержанта Фролова.

— Пустите! Пустите! — Стал рваться Симонов, — я ему щас рожу бить буду! Рожу бить!

— Серега, не нарывайся! Не помнишь, что тогда, в прошлый раз было⁈ — Прозвучал голос и второго танкиста, остановившего Симонова.

Этот принадлежал Максиму Малышеву.

Танкисты принялись оттягивать рвущегося ко мне, словно зверь, Симоного.

— Пустите! Пустите меня, говорю! Я щас Селихова отделаю так, что он месяц с койки не встанет!

— Пустите его, — внезапно для всех окружающих, сказал я.

Танкисты, даже сам Симонов, застыли без движения. Все уставились на меня.

— Пустите-пустите, чего вы?

Экипаж переглянулся.

— Давай посмотрим, как я месяц с койки не встану. Мне даже самому интересно стало.

Танкисты медленно убрали руки от, казалось бы, успокоившегося Симонова. Он резко отмахнулся от товарищей. Остолбенел, уставившись на меня.

— Давай, чего встал? — Кивнул ему я, — нападай.

Сергей глубоко задышал. Заозирался, ища поддержки. Тем не менее другие танкисты не спешили ему на выручку. Они просто топтались за спиной Симонова.

В глазах самого старшего сержанта заблестел явный страх соваться ко мне один на один. Он глянул на Фролова.

— Мужики, вы че? Договаривались же вместе!

— Саша, у нас к тебе нету никаких вопросов. Дело у нас только к Уткину, — сказал Фролов мрачно.

— Если у вас ко мне дело, то со мной и решайте!

Вася выступил было вперед, но я жестом его остановил. Уткин глянул на меня, я медленно отрицательно покачал ему головой.

Выдохнув, Вася на шаг отступил.

— Что за дело? — Спросил я.

— А тебя это касаться не должно! — Крикнул Симонов.

— Помолчи, — отрезал я, — я не с тобой говорю.

— Да че ты⁈. — Кинулся было на меня Симонов, но когда я сделал шаг в его сторону, не он решился нападать. Испуганно попятился.

— Так что за дело? — Спросил я Фролова.

— Братцы! Селихов тут ни при чём! — Снова вмешался Симонов отчаянно, — пусть идет, куда шел! Нам только с Уткиным поговорить нужно!

Фролов, тем не менее, сделал вид, что не слышит Сергея. Сказал:

— Уткин, как приехал на заставу, сразу стал про наш взвод брехливые слухи распускать.

Я промолчал. Глянул на Васю. Тот поменялся в лице. Он тоже ничего не ответил танкистам пока что, но даже в темноте я различил, как изменилось лицо Васи. Сделалось оно страшным и злым, каким, казалось, мне, я его и сам никогда не видел.

— Какие? — Бросил я.

— А тебе какое дело⁈ — Снова вклинился Симонов, — тебя никто не спрашивает, Селихов! Иди вон, куда тебе надо!

— Заткни хайло, — сказал я Симонову сурово, — если хочешь что-то сказать, сюда иди. По-другому поговорим.

Симонов вновь растерянно заозирался. Открыл рот, но не решился ничего сказать.

— Ссышь? Ну, значит, дальше ссы, — сказал я, — а всю твою душонку я уже рассмотрел. Еще тогда, под орехом, рассмотрел. Молча сиди, пока тебя не спросят.

Танкисты, все как один, потемнели лицом. Было видно, что не нравится им мой тон. Не нравится, как я говорю с их товарищем. Тем не менее никто из них так и не решился мне что-либо возразить.

Симонов забормотал себе под нос матюки, плюнул прямо на пол и спрятался за спинами других танкистов. Стал тихо бормотать что-то четвертому из них — парню, который пока еще не проронил ни слова.

— Какие слухи? — Повторил я, глянув на Фролова.

— Будто Уткин всем своим рассказывал, что мы на заставе баклуши били, когда духи напали. Что погранцы гибли, стояли лицом к лицу против душман, а мы сидели в своих танках и прохлаждались.— Фролов гневно кивнул на Уткина. — И кто это говорит? Тот, кто сам пулю схлопотал, и весь бой за Шамабад просидел в госпитале. Вот кто. Мы и шли спросить, на кой черт он языком такое мелет.

— Я не молол такое, — мрачным, очень низким и хриплым голосом, проговорил Вася.

Уткин опустил взгляд, словно бы не решаясь смотреть на танкистов. Да только я слышал, как хрустят косточки его кулаков, которые Вася крепко сжал. Казалось мне, что таким рассерженным я Уткина еще не видал.

— Вы слышали, что Вася такое говорил? — Спросил я.

— Сами нет, — покачал головой Фролов, — нам Сергей рассказал, что слышал, как Уткин в курилке болтает языком.

— Ах ты падла… Ах ты сволочь брехливая, — тихо пробормотал себе под нос Вася, — ах ты гнида…

Он медленно пошел на танкистов.

— Дайте мне сюда эту мразь, я ей голову свихну!

— Вася, — я положил Уткину руку на плечо.

Вася аж вздрогнул. Обернулся.

— Не гони коней. Головой подумай, кому ты можешь хуже сделать.

— Ну ты слышал, что он парням сказал⁈ — Возмутился Уткин.

— Я слышал, что он соврал. Теперь мне интересно, почему.

— Так значит, ты такого не говорил, а, Уткин? — Удивился Фролов.

— Не говорил… — холодным тоном пробасил Вася, — А на кой мне черт это говорить?

— А что же ты тогда сказал? — Удивился Фролов.

— Думаете, мне легко там, в госпитале лежалось? — Словно и не заметил Вася его слов, — думаете, спокойно мне было, когда я узнал, что тут, на Шамабаде твориться? Когда новости до меня дошли, что на заставу напали, а подкрепления все нету⁈ Да я душу себе всю изъел, что я там, в тепле, в сытости сижу, а у меня тут, на заставе, товарищи гибнут! Что я там отдыхаю, а они тут жизни свои кладут, чтобы врага не допустить на нашу землю!

Закончив, Вася отдышался, пытаясь успокоить нервы. Опустил взгляд.

— Да как вы подумать могли, что кто-то вообще такую глупость может сказать? — Очень тихо проговорил он. Отвернулся.

— Зачем ты соврал, Сергей? — спросил я командным тоном, обращаясь к Симонову. — Чего тебе надо было от Васи?

Танкисты, застывшие перед нами, притихли. Фролов обернулся, глянул на Сергея.

— Сереж? Ниче сказать не хочешь?

Макс, закрывавший собой Симонова, отступил на шаг в сторону. Открыл его нашим с Васей взглядам.

Мне показалось, что Симонов побелел так,