Из стали и соломы - Эрика Айви Роджерс

9. Шарлотта

Шарлотта и Уорт добрались до окраины столицы три дня спустя. Страж скрывал свои настороженные лавандовые глаза под капюшоном, но Шарлотта сомневалась, что, пока на нем нет голубого мундира Ордена, кто-то станет присматриваться к нему настолько пристально, чтобы узнать. Однако такие меры предосторожности были необходимы, ведь Шарлотта получила приказ доставить сердце Пастора капитану Монтеню до конца недели. Но, разумеется, подчиняться этому приказу она не собиралась.

Они провели последние две ночи в трактирах, прячась в темных углах и прислушиваясь к свежим новостям. Люди, обитавшие вдалеке от Тютёра, либо еще не узнали об аресте Петраса, либо слишком боялись говорить об этом вслух. Но чем ближе Уорт и Шарлотта подъезжали к столице, тем больше гвардейцев кардинала патрулировало маленькие города, которые встречались на пути. Каждый раз, когда им приходилось сходить с дороги, чтобы избежать нежеланной встречи с солдатами, Шарлотта крепче стискивала челюсти, словно медленно сжимая тугую пружину. С каждой секундой промедления перед ней разверзалась новая пропасть, отделяя ее от прекрасного будущего, в котором Грандье испустит дух.

Темнота легла на землю в последний вечер их пути. На следующий день они войдут в столицу. Уорт остановил свою кобылу у края рощи перед очередным постоялым двором. Шарлотта придержала Ирис и потянулась, разминая спину. Постоялый двор стоял чуть в стороне от дороги и издали больше походил на маленькую лачугу, чем на трактир, но они следили за этим местом уже час, а поток посетителей все не иссякал.

– Помни, – напутствовал Уорт. – Не привлекай внимания. Будь вежливой. Говори настолько мало, насколько возможно.

Шарлотта вздохнула.

– Уверен, что не хочешь зайти? – спросила она.

– В такой близости от столицы кто-нибудь может меня узнать, и неважно, есть на мне мундир или нет, – проворчал Уорт. – Прошло всего десять лет.

Шарлотта не переживала о том, что придется войти в трактир в одиночестве, но не могла отрицать, что с момента смерти Уильяма внутри нее под маской спокойствия таилось отчаянное желание дать кому-нибудь в глаз.

Шарлотта не теряла самообладания, когда дело доходило до драки, но гибель Уильяма жгла ее изнутри, и ее сдержанность истончилась до предела. Ежевечерние спарринги с Уортом служили хорошей тренировкой, но не снимали напряжение. В ее душе тлел гнев, как бы она ни старалась его обуздать.

Шарлотту окутал аромат лаванды Уорта. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, испытывая признательность за то, как этот запах разгонял тьму.

– Спасибо, – сказала она. – Увидимся через час.

Уорт спешился и повел свою лошадь глубже в чащу, а Шарлотта пересекла двор и привязала Ирис к столбу. Она вошла в таверну, не снимая капюшона, чтобы защититься от любопытных взглядов, но никто не обращал на нее внимания, пока она пробиралась к дальнему концу помещения, где находился бар. В широком зеве камина весело плясали язычки пламени, а от запаха похлебки из кролика в животе у Шарлотты громко заурчало.

Обеденный зал оказался больше, чем она ожидала. Шарлотта сделала заказ и принялась ждать, прислушиваясь к гулу разговоров. Подобные беседы она уже не раз слышала прежде. Люди переживали о засухе, делились планами на следующий рыночный день в ближайшей деревне, судачили о скорой свадьбе чьей-то дочери. Но в такой близости от столицы усталый смех местных завсегдатаев был пронизан напряжением. Эти люди не испытывали страха, но и абсолютно спокойными не казались.

Трактирщик носил темную бороду, края которой были аккуратно подстрижены, подчеркивая смуглость его лица. Он принес Шарлотте тарелку похлебки и кружку эля, и, когда мужчина уже собрался уходить, Шарлотта спросила:

– Какие новости слышны из столицы, мой друг?

Он тепло улыбнулся и бросил взгляд на ее запыленный дорожный плащ.

– Давно не бывала в этих краях? – спросил он и вытер руки о тяжелый фартук, низко сидевший на узких бедрах.

На одной руке у него была набита маленькая татуировка в форме птицы. Это изображение напомнило Шарлотте о символе, который она видела в Воробьиной долине.

– Я путешествовала на торговом корабле в Южном море, – солгала она, нарочно позволив просочиться в голос акценту, типичному для жителей побережья земель Сэндов, с их плавными слогами и режущими слух согласными.

– С нынешней жарой я тебе не завидую, – сказал трактирщик поморщившись. – Я сам только недавно вернулся. Так что если хочешь узнать новости, то тебе лучше спросить у кого другого.

Шарлотта кивнула, и мужчина отвернулся, чтобы наполнить очередную пивную кружку. Она ела быстро, наблюдая за залом. Подходить к чужим столикам было рискованно. Это привлечет внимание, к тому же нельзя узнать заранее, сможет ли она выяснить что-то стоящее. Отведенный ей час истек слишком быстро, и Шарлотта решила сама отнести свою посуду к бару, надеясь воспользоваться последней возможностью завязать разговор.

– Ты выглядишь разочарованной, – сказал трактирщик с легкой улыбкой.

Он забрал ее посуду и, не спрашивая, долил еще полкружки эля.

– Меня так легко прочесть? – спросила Шарлотта. Наконец она смогла разглядеть его татуировку вблизи: это и вправду была птица. Но она не летела, а скорее падала, ведь одно ее крыло было сломано и изгибалось под пугающим углом. – Какая чудесная татуировка, – сказала она, кивнув на птичку. – Красивая и печальная одновременно.

Мужчина задумчиво посмотрел на нее, отбросил полотенце и положил оба локтя на стол.

– Это можно сказать о большинстве сто́ящих вещей, – отозвался он.

На мгновение в его глазах мелькнула грусть, и она так сильно походила на чувство, что поселилось в душе Шарлотты, что она решила рискнуть.

– Красивая и печальная, – повторила она, опустив взгляд в свою кружку эля. – Напоминает мне истории об Ордене Стражей, которые рассказывала бабушка.

Трактирщик коротко хохотнул, но его взгляд стал острее.

– Точно, – сказал он, а затем пробормотал: – Сказки на ночь становятся дрянной реальностью.

В дальнем конце стойки женщина попросила еще три кружки эля, и трактирщик ушел, чтобы выполнить заказ. По пути он остановился, чтобы забрать деньги у одного из посетителей, и велел другому завязывать на сегодня с выпивкой, а затем вернулся к Шарлотте. Она положила на исцарапанную столешницу достаточно монет, чтобы оплатить ужин, и трактирщик принялся нарочито внимательно их пересчитывать.

– Что ты знаешь об Ордене? – спросил он так тихо, что слова почти потерялись за гулом чужих разговоров.

– Ничего, – ответила Шарлотта. – Но срок их десятилетнего изгнания почти истек, не так ли? Стражи должны вновь проснуться. – Она печально улыбнулась мужчине. – Я надеялась, если слухи правдивы, у кого-нибудь должны были появиться новости.

Трактирщик смахнул монеты в карман фартука и рассмеялся:

– До меня не доходили никакие слухи.

А затем он ушел, растворившись в суматохе шумного зала.

Шарлотта еще на мгновение задержалась, прислушиваясь к разговорам, затем двинулась к выходу, лавируя в толпе. Во дворе догорали факелы. Шарлотте показалось, что она ощутила запах лаванды Уорта, который ждал ее в чаще, пока она отвязывала от столба Ирис.

Голос, прорезавший тьму, заставил ее потянуться к клинку, но из теней с поднятыми руками вышел трактирщик.

– Прости, – сказал он. – Я не хотел привлекать внимания.

Шарлотта не отводила от него взгляда, когда он подошел ближе и поднял руку: между пальцев был зажат маленький клочок бумаги.

– Я не лгал, – сказал он. – До меня не доходили слухи о пробудившихся Стражах. И спящих тоже. Но я знаю, где ты можешь найти члена Ордена.

Он передал бумажку Шарлотте.

– Почему ты рассказываешь мне это? – спросила она.

В улыбке трактирщика сверкнула сталь.

– Эта женщина мне должна, – ответил он. – Если, конечно, она не собирается вернуть мне бочонок эля. Удачи.

Он исчез за углом трактира, оставив Шарлотту в одиночестве посреди двора.

Она нашла Уорта точно в том месте, где они расстались. Тусклого света луны оказалось достаточно, чтобы они сумели прочесть записку.

– Это недалеко, – сказал Пастор. – Дождемся утра.

* * *

Предрассветный туман тяжелым одеялом укутывал землю, когда Шарлотта и Уорт двинулись сквозь лес, следуя указаниям из записки.