«Бис»-исход - Александр Владимирович Плетнёв

– Я шесть-три, я шесть-три. Гринберг. Подбит. Подбит. Машине швах. Буду прыгать, – голос капитана из шестой разведывательной звучал убийственно спокойно для данной ситуации, показалось, даже будто немного с горькой усмешкой: – Мужики, пусть не забудут меня подобрать. Всё…

Вот и сейчас, буквально боковым зрением поймав, – наш, с обтрёпанной обшивкой крыла и наполовину вывалившейся из ниши стойкой шасси (разбитый фиксатор стойки или ещё какая напасть). Управлять самолётом в таком состоянии та ещё задача, однако тот настырно лез в драку.

Бортовой номер? – похоже, комэска «второй». Точно он.

Командир 2-й эскадрильи Александр Покрышкин[55] боролся за жизнь. Ныло простреленное плечо – мелкая винтовочного 7,7-мм калибра пуля от «Барракуды» прошла скользя, но кровь липла по всему рукаву, крутить головой вправо стало невыносимо больно. Оттуда, справа, его и подловили – пулевой барабанный грохот, в плоскости дыра, ширясь… А вскоре крыло, захлопав трепещущим от набегающего потока куском дюраля, надломилось, отрываясь с мясом по замкам складывающейся консоли. Самолёт завертело.

Уже почти с потерей ориентации в этом неуправляемом кубаре, руки тридцатиоднолетнего трижды Героя[56] неподконтрольно и лихорадочно дёргали, хватали то, что поможет продержаться какое-то время на воде до обещанной помощи, выбрасываясь наружу из падающей машины.

* * *

Подробный анализ и оценка будут проведены позже, в разборах на земле, как говорится. По окончании. По возращению. Коль живы будем…

Однако уже сейчас, наглядно сравнивая английских палубников с недавними американцами с «Беннингтона», полковник Покрышев ставил ожесточённость и загруженность воздушного боя в наивысшую категорию.

Американцы запомнились тем, что едва уяснив – сесть на спину «Яку» более чем непросто, пробовали практиковать стрельбу с упреждением на пересекающихся курсах. Разумеется, и здесь не добившись ничего положительного – вести огонь в траверз требует точной оценки курса, скорости вражеского самолёта, как и дистанции до него. Незначительное смещение или незаметное скольжение уводит директрису очередей мимо.

В общем, не на дураков нарвались!

Английские пилоты работали, скорей, системно, в классических парадигмах истребительных дуэлей, где требовалось лишь мастерство и соблюдение определённых правил – непременно зайти в мёртвую зону неприятеля, со стороны хвоста, согласовать скорости, и тогда можно бить с большой долей уверенности, что не промахнёшься. При этом само собой допускалась отработка по цели под углом сверху, снизу, сбоку, чтобы увеличить проекцию мишени и повысить вероятность поражения.

Пожалуй, несколько неожиданными стали выходы британцев в лобовую атаку, по крайней мере, лично для Покрышева, уже трижды вынужденного уклоняться от сомнительного по исходу поединка.

Лобовая атака – одна из самых противоречивых позиций, можно сказать, она малорациональна. Те же эксперты люфтваффе неспроста и не обязательно из-за трусости их старательно избегали. Скорости на встречном сближении плюсуются, доходя до невообразимых моментов реакции, и времени на концентрацию и идеальное прицеливание практически нет. Абрис самолёта в лицо минимален, по большому счёту довольно низка и плотность огня, даже если создавать огневую завесу, неоправданным бесперебойником расходуя боезапас.

Однако против таких бойцов, как «Сифайры» с четырьмя 20-мм пушками или «Корсары» с шестью крупнокалиберными «браунингами», несущие максимум три ствола «яки», при сопоставимой, в принципе, скорострельности вооружения давали, несомненно, меньший вес секундного залпа. Возможно, именно на этом строили свои расчёты американские авианосные лётчики, когда выходили на встречные атакующие курсы. У них здесь явно проглядывались некие тактические заготовки, выстраданные в воздушных драках с японцами.

А вот англичане, похоже, лезли в рисковую драку от упрямства, спонтанно, в пылу схватки, точно забыв о рациональности и самосохранении.

– Куда ж ты прёшь, куда ты прёшь, стервец?! – Силуэт впереди нарисовался слишком неожиданно и уже слишком близко, чтобы успеть пресечь фатальное обострение простым отворотом – тот палил из всех стволов. На рёбрах плоскостей за изломом крыла обратной чайки, там, где размещались пулемёты, пульсировало беспрестанными вспышками, струящиеся нити очередей проносились выше, в стороне, рядом, разбиваясь на стремительные сиюминутные росчерки.

– В белый свет, сука, как в копеечку, – промычал сквозь сжатые зубы Покрышев, сосредоточенно занятый маневрированием, старательно отточенными движениями элементов управления вводя машину в раскачку, скольжением сбивая прицел. В той плотности огня, которой его перчил англичанин, резкий отворот был чреват – манёвр увеличит профиль машины, превращая её в более объёмную мишень.

– Раньше бы надо было… теперь или дрова, или…

Сам, в любом случае переигрывая рисковую голову на контркурсе в хладнокровии (немцы научили), стрелял умеренно, целя, уж насколько это можно предполагать, в лицо противнику. Давить на нервы, чтобы у того дрожали руки, когда зримые трассирующие жгутики будут проноситься близ его фонаря!

А тот в кабине напротив тоже был далеко не прост, водя тупым жалом своего самолёта, умело уклоняясь тем же самым неуловимым скольжением, как, впрочем, вследствие того же долбя больше впустую, неприцельной россыпью.

Скорость сближения…

Суммарная скорость двух мчащихся навстречу самолётов-убийц… самоубийц, измерялась в величинах реактивной авиации следующего поколения – выше скорости звука, сводя стычку до эфемерных минут, что выгорали адреналином в ничтожные, совершенно неуловимые секунды – до шального поражения, до, казалось бы, неминуемого столкновения.

Ближе, ближе…

Ближе было уже совсем невыносимо, и Покрышев тупо давил, давил на все гашетки! Как будто от усилий его пальцев повысится скорострельность и точность. Как будто двадцатимиллиметровые снаряды столкнутся в соперничестве с полудюймовыми пулями свинцом в свинец – снести, сшибить, разорвать, дай только вероятную невероятность этой баллистической встречи!

Светящиеся трассирующие зажигалки летели мимо, врастопырку, порой едва ли не в нескольких сантиметрах, как казалось. Сквозь размытое в прозрачный круг вращение лопастей – неумолимо растущий силуэт, готовый занять всё поле зрения и всю его оставшуюся жизнь.

– Да быть того не может! Врёшь, сука, не возьмёшь! Не полезешь ты на таран, не тот случай, чай, не родную лондонщину защищаешь…

Англичанин не выдержал! Будто опомнившись, резко подорвал «Корсар» в сторону-вверх, на миг подставив брюхо и задранную левую плоскость.

А он уже не успевал! Не успевал… Их разделяло уже такое расстояние, что чуть доверни он свой «Як» на прямой выстрел, удара было бы просто не избежать.

Он и в противоположную сторону вильнуть успел чуть ли не в последний момент, и не будь того конструктивного корсарского выгиба крыла вверх, законцовка «Яка» вспорола бы его по элерону.

Так и разошлись, обдав друг друга воздушными вихрями. Оставив у Покрышева щемящее подозрение, что его «Як» всё же где-то зацепило.

«Как минимум одной, сука, полудюймовой», – с тревогой прислушиваясь, всматриваясь в приборы – где, что выползет, какой проблемой… в надежде, что ему в