Суворовец. Том 2 - Анна Наумова

«Осторожно, Леночка, осторожно… Не упади, моя хорошая!» — аккуратно вел вдоль бортика отец свою новую пассию. И заботливо напоминал: «Елочкой, елочкой надо ставить ножки… Сгибаешь и вот так, под углом…»

Мама о Леночке, изучающей «елочку», к тому времени, по всей видимости, уже прознала. Посему и предпочла как можно скорее избавиться от того, что ей бередило душу. Собрала почти все. Даже тапочки не забыла. А что отец не забрал, то выкинула. Только кое-какие фотографии остались.

Я с плохо скрываемой неприязнью посмотрел на отца, который от стыда не знал, куда деваться.

Тьфу ты, блин! Тоже мне… педагог по фигурному катанию нашелся! А у самого на руке еще след от обручального кольца заметен. Отец надел когда-то кольцо в ЗАГСе на Чистых Прудах и с тех пор ни разу не снимал. И развода еще не было…

А я все думал: кого же мне моя Настя напоминает? И только сейчас увидел: а они с этой Леночкой, оказывается, похожи… Не как близняшки, конечно, и даже не как родные сестры… Но что-то общее есть: пухленькие губы и курносый носик с веснушками.

Обе красивые девчонки — что Настя, что Леночка. Только к моей Насте тянет, как магнитом. Не зря тогда на катке я к ней ломанулся, лишь на несколько секунд опередив неудачника Тополя. Она не только красива. А еще умна и серьезна. Редкое сочетание.

А Леночка? Ну что Леночка? Как красивая картинка в одном заграничном журнале, который в нашем училище был под строжайшим запретом. Однако невесть как туда этот журнальчик все же попадал и, зачитанный, точнее, засмотренный до дыр, ходил из одних пубертатных дрожащих пальчиков в другие…

Так и Леночка. Посмотрел и забыл. Вроде хороша, а взгляд не цепляется… Правда, мой батя-ловелас, решивший тряхнуть стариной на пятом десятке и завести себе «Лолиту», так не считал…

Приплыли. А эта Леночка, оказывается, Настина двоюродная сестра… Вот уж, как говорится, не ожидал, так не ожидал. Может, и правду люди говорят, что Москва — большая деревня? Я вот как-то в метро, еще в далеких восьмидесятых, случайно встретил девчонку, с которой мы двое суток из Адлера в плацкарте вместе ехали — на соседних полках.

— Здравствуйте! — поздоровался я со всеми обитателями кухни сразу.

Отец, не подав вида, что узнал меня, пробормотал: «Добрый вечер!» и выдернул свою руку из Леночкиной ладошки. Мужик, несколько лет назад справивший сорокалетие, смутился и густо покраснел, как школьник, которого мама внезапно обнаружила за гаражами с дымящимся бычком в зубах. Даже глазки забегали.

Глупенькая Леночка пока не поняла, в чем дело. Только хлопала глазками. А потом уставилась вопросительно на своего женатика. Но отец, фальшиво улыбнувшись, отвел глаза. Он ей, видать, так и не сказал, кто я. А сейчас готовил, наверное, в своих мыслях очередную порцию лапши, которую будет вешать по дороге домой из гостей своей распрекрасной Леночке.

А вот родители и брат моей Насти были более радушны.

— Здравствуйте, Андрей! А мы только вас и ждали! — заулыбалась Настина мама, невысокая, полная и ухоженная дама лет сорока. Протянула мне руку, которую я осторожно пожал, и предложила: — Садитесь-ка вот тут, рядом с именинницей!

Настин отец, худой и высоченный мужик в очках, на вид — чуть старше жены, держался проще.

— Привет, молодежь! — бодро воскликнул он, неуклюже вставая из-за стола и крепко пожимая мне руку. — О какой! Прямо генерал!

— Будущий генерал! — поправила отца Настя, ласково поглаживая меня по плечу, на котором красовался погон с лычками вице-сержанта. — Будущий…

Я улыбаясь, заметил вдруг, что моя Настя была копией своей мамы. От отца ей достались были только темно-серые проницательные глаза.

Ее брат Деня тоже был мне рад. Правда, поначалу чуток обижался.

— Чего не приходил? — хмуро бросил он мне вместо приветствия. — Обещал же! А сам…

— Не хмурься! — посоветовал я ему, пожимая тоненькую ладошку. — А то морщины будут! Не пускали меня в увалы… Как смог, так пришел. На-ка вот, держи! — и протянул пионеру сверток. — Только чур! Смотреть потом! Уговор!

Денька, которому не терпелось разорвать бумагу, перевязанную бечевой, уныло вздохнул и протянул:

— Ла-а-а-дно!

Закончив с формальностями, я красноречиво посмотрел на своего отца, сидящего с краю стола, ближе ко мне, и его спутницу, которая на вид лет на двадцать была его моложе. И примостился с другой стороны — подальше от любовников и рядом с именинницей.

Родители Насти ничего не заметили. Маленький Денька — тем более. Он уже вовсю уминал салат «Мимозу». А на коленях у него лежал мой подарок — суворовские погоны.

Настя вовсю суетилась возле меня.

— Рыбки хочешь, Андрюш? — предложила она. — Попробуй заливное! Обязательно! Это мама делала. Она у нас мастерица. А рыбу папа сам ловил! У нас дача во Фрязино, на Барских Прудах…

На Барских Прудах? Ничего себе дачка… Легендарное место. Бывал там, и не раз. Поговаривают, что пруды эти когда-то рыли плененные сторонники Емельяна Пугачева… Фиг его знает, правда это или нет, но звучит прям важно!

— Не откажусь! — потер я руки. — Рыбку очень уважаю!

В целом, день рождения Насти мало чем отличался от моего. Те же тосты, те же речи, те же темы для разговоров… Что в нашей «хрущобе» на Юго-Западной, что в просторной квартире Корольковых на Кутузовском проспекте.

Да-да, тогда еще люди не утыкались за столом в смартфоны, а говорили. Мне, попавшему в СССР из 2014-го, это поначалу казалось странным. Сам только недавно отвык постоянно руку в карман за «девайсом» в чехле тянуть…

Интересно, как оно там будет в 2024-м… Да, наверное, все так же.

А сейчас никаких смартфонов не было. Только дисковый телефон в прихожей. Не такой старенький, как у нас, а вычурный и фигурный. Но все равно обычный, городской. А посему утыкаться было не во что. И люди общались вживую.

Потекла размеренная светская беседа. Я вовсю болтал с родителями Насти, которые, кстати, оказались вполне свойскими и простыми людьми. А я-то, идя сюда, уже нафантазировал себе, что родичи моей девушки — те еще зазнайки… Не зря ж в таком крутом месте живут…

Простому слесарю с завода квартирку в «Доме Брежнева» не выделят. Вдруг они будут против выбора дочери? Я-то не белая кость. Мне квартира на Кутузовском точно не светит. Я — парень из простой рабочей