Пионер. Том III - Клим Ветров

руке. Он стоял спиной, прислонившись к бетонному столбу, высматривая что-то перед собой. Его бледное, небритое лицо под капюшоном было расслаблено — он чувствовал себя в тылу, в безопасности. Повернувшись на шорох, он увидел меня, его глаза округлились от чистейшего, животного ужаса. Рот открылся, чтобы крикнуть. Выстрелил не задумываясь. Резкий, сухой хлопок моего АКСУ отозвался эхом. Пуля ударила его в грудь, швырнув назад. Присев на корточки, я рывком сорвал автомат с тела убитого. Металл был теплым. Бросил назад Михе, уловив краем глаза, как тот ловко подхватил летящий ствол. На его обычно хмуром лице промелькнуло почти детское удовольствие от новой, блестящей «игрушки». Быстро перекинул свой карабин за спину и вскинул трофейный Калаш, привычно щелкнув предохранителем. Готов.

А я продвинулся вперед, с ходу оценивая ситуацию.

Трехэтажное, крепкое здание из красного кирпича. Окна первого этажа зарешечены, из щелей и пробитых стекол верхних этажей торчали стволы, отвечавшие редкими выстрелами на огонь нападающих. Те же явно вели себя скорее как осаждающие, чем как штурмующие. Прятались за техникой, бетонными плитами, зданием столовой, штабелями ящиков, время от времени выпуская короткие, сковывающие очереди по окнам штаба, не давая защитникам поднять головы. Основной шум и стрельба доносились с флангов и, особенно, со стороны складов — там явно шла «работа».

Семь человек, все как на ладони. Именно столько я насчитал у здания штаба, не считая убитого у ворот. Они были рассредоточены, но не слишком осторожны, уверенные в своём тыловом прикрытии, которое мы только что ликвидировали. Идеальная мишень для внезапного удара.

Дав отмашку своим, прицелился в дальнего, рослого мужика с пулеметом. Он пристроился за грузовиком рядом с бетонными блоками, время от времени выпуская короткие, прицельные очереди по верхним окнам штаба. Его РПК-74 был главной угрозой для защитников. Перекрестие прицела АКСУ легло на его спину. Выждал несколько секунд чтобы парни распределили цели, и нажал на спуск.

Не знаю, почуял он, или я как-то себя выдал, но за миг до выстрела, он резко рванулся вбок, в узкую щель между кузовом грузовика и бетонным блоком, как раз в тот момент, когда моя пуля, шипя, врезалась в металл там, где только что была его спина. Проклятье!

Парни тоже открыли огонь, грохот выстрелов слился в оглушительную какофонию. Вижу, как один из нападающих у входа в подвал дёрнулся и рухнул. Еще один, метнувшийся к укрытию, споткнулся и замер. Но на этом всё. Всё мимо. Пули рыхлили землю, и обдирали краску с техники. Один из «белоповязочных» даже успел развернуться и дать короткую очередь в нашу сторону. Пули с визгом ударили в массивную стойку забора над головами, осыпая кирпичной крошкой.

Как бы там ни было, своим появлением мы спутали противнику все карты. Паника, замешательство — видно невооруженным глазом. «Белоповязочные» у здания метались, ища укрытие уже от новой угрозы с тыла. Огонь по штабу на мгновение ослаб. Ещё бы вояки додумались что мы помогать пришли, а то пальнут не разобравшись, обидно будет. — мелькнула тревожная мысль.

Но тут случилось то, чего я никак не предвидел. Вместо ожидаемого отступления или попытки отбиться силами этой семерки, точнее уже пятерки, из-за здания столовой, из разбитых окон соседних построек, из-под стоящей рядами техники — буквально отовсюду — начали появляться фигуры. Десять… пятнадцать… двадцать! Все с теми же зловещими белыми повязками. Они не бежали в панике, а перегруппировывались, занимая позиции, откуда могли простреливать и штаб, и нас. Их огонь, сначала беспорядочный, быстро становился организованным и смертоносным.

Пули засвистели вокруг нас настоящим градом. Свист, вой, хлопки ударов о бетон и металл.

— Отходим! — заорал я, выпуская короткие очереди в сторону мелькающих фигур. Но их было слишком много. Их огонь прижимал нас к земле так же эффективно, как они до этого прижимали защитников штаба. Только теперь мы оказались в ловушке на открытом пространстве между воротами и зданием, под перекрестным огнем.

С тыла нас «прикрывал» только глухой забор. А впереди — разъяренный, многочисленный и явно хорошо управляемый рой «белоповязочных». Азарт охотника сменился ледяным, тошнотворным ощущением дичи, загнанной в угол. Неожиданно из охотников мы превратились в добычу. И счёт шел уже не на удачные выстрелы, а на секунды, отпущенные до того, как этот шквал огня найдёт свои жертвы.

— Гусь! Левее! Огонь по окнам столовой! — заорал я, сам выпуская короткую, прицельную очередь в сторону мелькнувшего за грузовиком ствола. Пули мои впились в металл, высекая сноп искр, но цели не достигли. — Прикрыть правый фланг! Они заходят!

Грохот стоял невообразимый. Казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Смешался треск наших «Калашей» с рычанием пулемета, и с яростными длинными очередями из штаба, в котором, наконец, поняли ситуацию и открыли шквальный огонь по «белоповязочным». Наши выстрелы слились с выстрелами осажденных — противник оказался в клещах, но численный перевес был чудовищным, а позиции у них — лучше.

— Граната! — дико закричал кто-то справа. Миха? Нет, Виталик! Его голос сорвался на визг.

Щелчок выдергиваемой чеки я не слышал, но он прозвучал у меня в голове. Из-за угла столовой полетел темный цилиндр. Он описал дугу и приземлился метрах в десяти от меня, прямо посреди нашего импровизированного «рубежа» у ворот.

— Ложись! — заорал я, сам вжимаясь в холодную грязь.

Глава 10

Оглушительный удар. Земля вздрогнула. Комья грязи, щебня, осколки кирпича обрушились дождем. Звон в ушах сменил на секунду все звуки мира. Горький вкус гари и пыли на языке. Дым заволок всё.

— Толя! Господи, Толя! — кричал Ваня Сосновский. Его голос, обычно негромкий, теперь звучал дико, с надрывом.

Я поднял голову, отряхивая песок с лица. Сквозь клубящийся дым увидел Толяна. Он лежал на спине, его худое тело неестественно выгнулось. Кожаная куртка на груди и животе была изодрана в клочья, темная, почти черная в этом свете, жидкость быстро растекалась по ткани и земле под ним. Его глаза, широко открытые, смотрели в серое небо с выражением глубочайшего удивления. Ни боли, ни страха — только чистое, детское недоумение. Он даже не успел понять, что его убило. Да оно и неважно. Толя Сосновский, один из близнецов, был мертв.

— Виталя ранен! — крикнул Яша-Боян, пытаясь приподняться и подползти к месту, где лежал Виталик, прижав руку к бедру. Сквозь пальцы сочилась алая струйка. Его лицо побелело, губы плотно сжаты, но в глазах — не страх, а недоумение. Граната, видимо, зацепила его осколком.

— Не шевелись! — скомандовал я, ползком направляясь к нему, одновременно паля короткими очередями в сторону оживающих после