"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

человек, он был профессионал, и его прислала Цисси Беркфреде, исполнявшая в «Философском кружке» функции парижского координатора. Хорошо исполнявшая, следует отметить, поскольку Мигель оказался на месте всего через пять дней после получения телеграммы и звонка от Вильды. Но, если Вильда фон Шаунбург даже не подозревала, кому звонит и зачем, механически исполняя программу, заранее заготовленную для нее Бастом на такой вот непредвиденный случай, то Цисси все знала и очень хорошо понимала. И Мигеля нашла, и в «точку рандеву» послала, и притом ее посланец, что важно, ни сном, ни духом не ведал, кого на самом деле везет в Эль-Эспинар.

– Документы у нас – дрянь, – объяснял между тем крутивший баранку Мигель. – Поэтому, если что, гасим всех. Говорю с патрулями я. А вы… У вас какая военная специальность…

«Фашист», – криво усмехнулся Шаунбург. Мысленно, разумеется, но тем не менее.

– У меня нет военной специальности, – сказал он, не вдаваясь в подробности.

– Ну, хоть Маркса с Энгельсом читали? – нисколько не удивившись словам Баста, спросил Мигель.

– Вы не поверите, – улыбнулся Шаунбург. – Я читал и Ленина, и Сталина, и даже Тельмана.

– Ну, тогда все в порядке, – как ни в чем не бывало, кивнул Мигель. – Значит, вы комиссар…

2. Кайзерина Альбедиль-Николова, полевой госпиталь республиканской армии в Эль-Эспинар, Испанская республика, 17 января 1937 года, утро

Утро получилось поздним. Не то чтобы так и задумывалось, но, как говаривал один небесталанный человек в далеком российском будущем, «хотели, как лучше, получилось – как всегда». Мечталось о другом… Проснуться на рассвете, встать с солнышком, и чтоб нигде ничего не болело. И на сердце снова – легко и весело, как было еще совсем недавно… Проснуться… Вспорхнуть с кровати птичкой и обрадовать доброго доктора – профессора Бергансу – своим отменным самочувствием, отсутствием опухоли в плече и затянувшимся, наконец, «операционным полем». Но – увы. Вышло с точностью до «наоборот».

Сначала полночи не могла заснуть – курила в приоткрытое окно, глотала сонные таблетки (целых две штуки), даже стакан самогона на нервах «употребила», зато потом никак не получалось проснуться. Так и промаялась в полузабытьи почти до десяти часов утра. Когда колокол на городской ратуше Эль-Эспинара пробил одиннадцать, все-таки выдралась из липкого и тяжелого, как размокшая глина российских проселков, сна, но чувствовала себя при этом усталой и разбитой. Едва сил хватило, чтобы одеться и умыться. И аппетит, что отнюдь не странно, отсутствовал как класс и возвращаться обратно не желал ни за какие коврижки. Все-таки Кайзерина выпила кружку чая, совой или, скорее, сычиком – то есть как-то боком, искоса – поглядывая то и дело на кусок темного пористого хлеба и тарелку тушеной фасоли, но вместо еды взяла еще чая и вышла с горячей кружкой в руках на холодок. Вышла, облокотилась на каменную балюстраду, закурила и начала приходить в себя по-настоящему. Вот тут она и обратила внимание на некоторые странности и неожиданности обстановки, царившей с утра в полевом госпитале республиканской армии.

Во-первых, наблюдался суетливый и неорганизованный процесс переноски раненых или их самостоятельного неспешного перемещения, коли «увечные» оказывались на то способны, из одного крыла просторной асьенды в другое. На первый взгляд – без какого-либо ясно улавливаемого в этом действе смысла или плана, одни раненые передвигались справа налево, тогда как другие – слева направо, то есть в обратном направлении. Но это всего лишь «во-первых». А во-вторых, в анфиладе первого этажа, как раз у входа в помещения правого крыла, возник ни с того ни с сего вооруженный пост: два бойца и командир или, скорее, сержант.

«Что за фантасмагория?»

И в довершение всего этого безобразия, как тут же обнаружила Кайзерина, посередине организованного с неизвестной целью хаоса, как раз в центре внутреннего двора асьенды, стояли несколько военных, врачей и легкораненых и жутко орали друг на друга. Только что морды не били, но, судя по накалу страстей, и до этого недалеко.

«Паноптикум…»

– Не правда ли, впечатляет? – Тревисин-Лешаков привычно оказался рядом, стоило Кайзерине вслух или «про себя» задаться каким-нибудь «интересным» вопросом.

Просто Вергилий какой-то, а не лейтенант-перестарок из 14-й интербригады.

– Да, пожалуй, – согласилась Кейт, кивнув «русскому». – А что случилось-то?

– Поумовцы переезжают в правое крыло, а коммунисты, соответственно, в левое, – с готовностью объяснил Лешаков. – Анархисты и прочие остаются пока на своих местах. Но, боюсь, такими темпами… ненадолго.

– А эти? – кивнула Кейт на возникший из ниоткуда и совершенно бессмысленный, на ее взгляд, пост у входа в правое крыло.

– Это поумовская охрана, – Лешаков достал из кармана пачку сигарет и положил ее на ладонь, как бы взвешивая.

«ПОУМ ставит персональную охрану к своим раненым… однако!»

– А ругаются о чем? – спросила Кайзерина, испытывая чувство полной безнадежности: она никак не могла понять, что здесь произошло за то время, что она спала.

«Ну, проблемы… то есть напряженность между „фракциями“ имела место быть, но чтобы так?!»

– Вы проспали самое интересное, Кайзерина, – вероятно, это должно было стать усмешкой, но не стало. Лицо раненого лейтенанта просто перекосило, словно он съел что-то не то: кислое или горькое…

– И что же именно я проспала? – устало вздохнула Кейт.

– Позавчера в Париже начался судебный процесс над агентом НКВД Марком Зборовским и еще семью чекистами… – объяснил Лешаков. – Там, представьте, даже Сергей Эфрон[211]…

– Стоп! – решительно остановила его Кайзерина, ощущавшая, что сердце готово вырваться из груди. – Подробнее, пожалуйста, и, ради бога, с объяснениями. Я ведь ваших русских не знаю, Алекс.

– А! Ну, да… – смешался Лешаков. – Вот же я какой, а еще интеллигент! Этот Зборовский – чуть ли не правая рука Льва Седова. Кто такой Седов – вы ведь знаете, или…?

– Знаю, – отмахнулась Кайзерина. – Дальше!

– Оказывается, Седов каким-то образом узнал, что Зборовский – агент НКВД…

«И я даже знаю, как он это узнал. Вернее, от кого».

– И что случилось потом? – спросила она вслух, имея в виду, что теперь январь, а памятный разговор с сыном Троцкого состоялся еще в ноябре.

– Не знаю, право, что они с ним сделали, – Лешаков все-таки закурил и спрятал сигареты в карман. – Можно, разумеется, предположить… Мне, знаете ли, приходилось… – чувствовалось, что он с огромной осторожностью выбирает слова. – Хвастаться нечем, баронесса, но… в Марокко, Парагвае… да и в России, в гражданскую… – снова поморщился он. – Я думаю, Кайзерина, вы понимаете, как это случается… В общем, оказывается, в начале декабря Зборовский сам сдался французской полиции. Ну, то есть это они так сказали, французы, я имею в виду. Позавчера… На открытии процесса.

– Они что же – скрывали