Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

Конечно, нужда в символах не ушла вместе с ним. Король надеялся, что преступления Яна Гуса будут просто забыты, но главы церкви не желали отпускать презренного еретика и требовали его возвращения. Они чуяли хлеб и зрелища. Король отправил три дюжины своих лучших людей отыскать похожего на Гуса крестьянина. Нашли нескольких, и один, умирающий от чахотки, согласился сыграть роль Яна Гуса. А взамен оставшиеся после него жена и ребенок будут вознаграждены щедростью короля. Прежде чем взойти на помост и сгореть в костре, он отрастил бороду и перенес несколько избиений. Ослепленная яростью толпа не заметила разницы, и церковная знать тоже не заметила, празднуя смерть раскольника.

После гибели Гуса народ Богемии взбунтовался, началась гражданская война между гуситами, мстителями за любимого народом философа, и монархами, представлявшими ужасную церковь. О грядущем восстании Гус поведал своей вдове за чаем с молоком – так спокойно, словно войны шли в мире, где он сам никогда не бывал. Вдова спрашивала, не намерен ли он вернуться и помочь своим соотечественникам. Он отказался.

Его смерть, будь он Гус или кто иной, вызвала революцию, в которой Богемия так нуждалась, чтобы стать свободной. Никакие сражения, которые он мог вести при жизни, не имели бы такого влияния на события, как его смерть в огне. Он сыграл свою роль в истории.

Теперь Гус действительно мог пожить.

Часть вторая

Падение

Космонавт гибнет ради своей страны

Гануш выскользнул из моих рук. Его ноги отваливались одна за другой и уносились в космос, как будто у них там были свои дела. Он стал просто мешочком кожи, извивающимся от вибраций пожиравших его горомпедов, глаза мертвые, губы темные. Только после того как Гануш уплыл, я вдруг понял, что горомпеды, просочившиеся из его пор, копошатся у моей руки, у плеча, вокруг шлема. Неожиданно они оказались внутри скафандра, вгрызались в плоть под мышками и в пах. Гануш исчез.

Я завыл от боли. Люк российского корабля открылся, появился космонавт, упакованный в скафандр, идеально скроенный и подогнанный – как костюм, сшитый на заказ. Русский схватил меня и потянул, пока Коготь отступал в свое логово. Яростные укусы в паху прекратились, но я чувствовал жжение ран. Ощущение, что по телу кто-то ползает, отступило, я взглянул на палец перчатки и увидел, как компания горомпедов покидает скафандр, а когда я попытался их ухватить, они испарялись.

Я позволил космонавту тащить себя и толкать, куда пожелает. Шлюз закрылся, загудели вентиляторы дезактивации. От жары меня тошнило, свежий кислород обжигал легкие. Элегантный космонавт вывел меня из камеры в коридор, на гладких серых стенах не видно было ни кабелей, ни панелей управления, ни внутреннего оборудования, словно корабль плывет на одной только вере. Приблизился еще один космонавт, крой его костюма соответствовал широким бедрам и коротким ногам. Они вместе отвели меня в маленький и темный отсек, где не было ничего, кроме спального мешка, и отстегнули мой шлем. Я с жадностью вдохнул, в рот проник пот.

– Ty menya slyshis? – спросил женский голос.

Я попробовал заговорить, но не смог произнести ни звука. Я кивнул.

– Ty govorish po russki?

Я потряс головой.

– Do you speak English?

Я кивнул.

Свет еще сильнее потускнел, перед моими глазами появились темные пятна, контуры расплывались, и в конце концов я перестал что-либо видеть. Я пытался кричать. Я махал руками, но спина была крепко прижата к стене, руки крепко связаны, плечи стянуты еще одним комплектом ремней.

– Хочешь пить? – спросила женщина.

Я опять отчаянно пытался ответить вслух, но слова не шли из пересохшего горла. Я снова кивнул.

Мои губы царапнула соломинка, и я жадно припал к ней. С меня снимали скафандр, высвобождая обожженную кожу, я все пил, пока не осталось ни капли, и тогда провалился в сон, лишившись последних сил.

Меня похлопали по плечу. Ее голос звучал механически, издалека – вероятно, она говорила через микрофон костюма. Я еще не проснулся настолько, чтобы понять слова. Что-то холодное коснулось моей щеки, неожиданно во рту возникло давление, рот наполнился, и язык почувствовал вкус макарон, консервированной говядины и томатного соуса. Я жевал и глотал, ощущая давление на барабанные перепонки.

– …настоящая… еда… тост… три дня… ты знаешь?.. – ее голос то появлялся, то пропадал.

Я попробовал заговорить и опять потерял сознание.

Когда я открыл глаза, все вокруг расплывалось. Языка я не чувствовал. В моем белье с максимальной впитывающей способностью ощущалось присутствие чего-то плотного и сырого.

В дверном проеме материализовались два массивных силуэта.

– Ты проснулся? – спросила она, по-прежнему через микрофон скафандра.

Я кивнул.

Они подошли. Глянув вниз, я обнаружил, что на моем изможденном теле нет никакой одежды, кроме синей футболки и подгузника.

– Ты болен. Мы не знаем, что это. А ты знаешь? – спросила она.

Я рассматривал прикрытое щитком шлема лицо ее товарища – он был широкоплечий, с круглой линией слишком чисто выбритого подбородка, широкие толстые брови из-за хмурого взгляда почти сливались. Я покачал головой.

– Мы не знаем, не распространится ли это на нас, и поэтому выдерживаем карантин. Ты не против? – сказала она.

Я приподнял руку и нацарапал в воздухе буквы воображаемой ручкой. Женщина кивнула и перевела взгляд на мужчину. Тот на несколько минут вышел и вернулся с блокнотом и карандашом. Женщина развязала мне руки.

«Домой?» – написал я.

– Да, домой. Мы сейчас берем курс на Землю.

«Мой корабль?»

– Пропал, скрылся в облаке. Мы и сами с трудом вырвались. Эта пыль проникает внутрь.

«Вас только двое?»

– Есть и третий. Но он редко покидает свою каюту. Тут произошел… инцидент.

Она неловко улыбнулась, глядя на мой подгузник, а потом забрала блокнот и положила в карман моего спального мешка.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказала она и поплыла назад, к ждущему в дверном проеме мужчине. Они по очереди вытащили из коробки две палочки, мужчине досталась короткая. Женщина вышла.

Он разомкнул молнию на моем спальном мешке, но оставил пристегнутыми ремни, прижимавшие мое тело к стенке. Отстегнул липучку подгузника и принялся его стягивать. Я воспротивился, положил руки ему на плечи. Он их оттолкнул. В возмущении я схватил блокнот, написал: «Нет, я сам».

Он покачал головой и с гримасой отвращения начал снимать подгузник. Я похлопал его по макушке шлема. Он схватил меня за руку, отвел ее вбок и пристегнул к стене, то же самое проделал с моей левой рукой. Ручка и блокнот