Не тот год III - Михаил Владимирович Баковец

U. S. 1918. И тут даже нет ни единой мысли о том, как этот клинок оказался на данном прилавке. При этом это точно не сувенирная ерунда и не новодел, которые встречаются в невероятных количествах в моём времени. Сейчас вряд ли о таком местные дельцы вообще думают. Отлично видно, что всё оружие побывало в схватках и явно как следует попробовало горячую человеческую кровь. Возможно, нож был взят в качестве трофея с одного из американских интервентов. Это только в громко говорящей истории говорится, что, мол, русские и американцы никогда не сталкивались в, скажем так, официальном бою. На самом деле всё обстоит несколько иначе. Во время своей интервенции США на законных, как они считали, основаниях решили оккупировать часть земель РИ/СССР. Тогда-то и пришлось повоевать. Причем звездно-полосатые «матрасы» получили по зубам как следует. Хотя им сытым и отлично вооружённым противостояли полуголодные рабочие с сибирскими крестьянами, вооружённые подчас устаревшими винтовками чуть ли не времен Русско-японской войны. Так что, траншейный нож с американского завода мог принадлежать одному из таких интервентов.

Кроме ножей и кинжалов я выбрал ещё два кортика. Один вполне себе современный, советский со звездой. Второй очень старый, потёртый, но выглядящий намного внушительнее, чем эсэсэсровский новодел.

Оружие мне завернули в холщовые свёртки, по которым было невозможно понять, что внутри. Чтобы было удобнее нести покупки я приобрёл вытянутый и невысокий кожаный саквояж с застёжками. Не знаю, под какие специфичные вещи его создали. И никакого интереса узнавать нет. Главное, что внутрь без проблем влезли все мои свёртки. Даже немаленькие бебут и кама.

— Гражданочка, а отсыпьте-ка мне стаканчик семечек, — улыбнулся я немолодой женщине предпенсионного возраста, устроившейся на двух деревянных ящиках и на третьем поставившая холщовый мешочек с семенами подсолнечника. Рядом с ним расположился стеклянный стакан, использующийся в качестве мерки. Я передал ей несколько монет, затем оттопырил карман на пальто, в который продавщица ловко насыпала стакан семечек. — А не подскажите, как до трамвайной остановки отсюда проще добраться, чтобы вон в ту сторону уехать?

— А через дворы…

Только я выбрался через запасной проход, ведущий к жилым домам, как столкнулся с девочкой подростком лет четырнадцати или пятнадцати. Рост метр с кепкой, худющая настолько, что зимнее пальто ей совсем не добавляло объёма. В валенках с кожаными задниками, в черной длинной юбке, в серых шерстяных варежках и в сером пуховом платке на голове, чьи концы были обёрнуты вокруг шеи на манер шарфа. На плече у неё висела тряпочная сумка на длинной прошитой лямке. В руках она держала тонкую пачку мелких и разноцветных бумажных прямоугольников. Мы встретились неожиданно. Девчонка куда-то жутко торопилась и летела, не глядя по сторонам. А я на каких-то несколько секунд расслабился, переваривая полученные впечатления и щёлкая семки. В общем, и на старуху бывает проруха. Вот если бы это была угроза, то подсознание сработало бы быстрее разума. А так…

Вроде столкнулись несильно, но девчонка не удержалась на ногах и плюхнулась на зад. Бумажки выпали у неё из руки и рассыпались на утоптанном снегу тропинки. Брошенный беглый взгляд мигом опознал в них продуктовые карточки. Там были все или почти все: на хлеб, мясо, сахар, рыбу, рыбные продукты, крупу, молоко и даже детское питание. А ещё их было очень много. Слишком много, чтобы оказаться в одних руках.

Машинально я протянул руку девчонке.

— Извини, не увидел. Ты так неожиданно из-за угла вывалилась.

Та от помощи отказалась. Быстро с рассиживания на пятой точке переместилась на корточки и стала собирать упавшее. Я помог ей, подобрав семь штук из тех, что упали у моих ног. Но, когда протянул их девчонке, и она взялась за них, не стал отпускать документы, крепко сжав пальцами.

— Отдай, — хриплым шёпотом сказала та. — Это моё. Мамка больная совсем, не может ходить. А нас у неё одиннадцать. Я самая старшая.

— Одиннадцать? — переспросил я, сверля её взглядом. — Да тут на целый детдом карточек.

— Отдай, — повторила она.

Я выпустил карточки и тут же перехватил собеседницу за тонкое запястье.

— Тебе сколько лет, старшая в семье?

— Отпусти. Я сейчас закричу.

— Кричи. Вдруг знакомые твои придут или родные.

— Слушай, отпусти, а? Тебе же не нужны карточки, — неожиданно сменила та тон. — Ты же фартовый. По другим делам.

— По каким же? — уточнил я, быстро качая информацию в голове. Вблизи удалось очень подробно рассмотреть якобы подростка. Почему якобы? Так этой, не знаю как её назвать, особе было не меньше двадцати лет. Просто маленький рост, тщедушное сложение и зимняя одежда сыграли дурную шутку. Или незнакомка специально себя выдает за ребенка ради каких-то своих целей. — «И я даже знаю ради каких. Не просто так она так спешит с кучей продуктовых карточек в место с такой криминальной историей».

Вместо ответа та попыталась вырваться. Да только куда там. В ней веса даже сорока килограмм вместе с зимней одеждой не набиралось. А бить меня она боялась. Не дай бог спровоцирует на ответ.

Самое криминальное место в Москве. Рядящаяся под подростка взрослая девушка. Куча продуктовых карточек у неё в руке, которые она торопится кому-то на рынке отдать. Я, принятый ей за одного из представителей местного контингента судя по контексту её речи. Что ещё нужно, чтобы заставить оперское чутьё сделать охотничью стойку. Я даже ощутил особое внутреннее возбуждение, которое не раз приходило ко мне в прежней жизни. Война — это война. Эта та работа, которую я умею делать хорошо. Но борьба с криминалом — это моё призвание, часть меня. Я шестым чувством понял, что вот эта мелочь — всех смыслах — меня выведет на крупную добычу.

— Со мной пойдёшь, — приказным тоном сказал я пойманной. — А дёрнешься, то по закону военного времени получишь пулю в спину.

— Да кто ты такой, мать твою? — испуганно-зло произнесла та, не оставляя попыток вырвать свою руку.

Я молча сунул руку за пазуху и достал удостоверение. Девушка замерла уже в тот момент, когда увидела бардовую корочку с надписью на ней. Мне даже не пришлось её раскрывать. Может быть она особо не понимает во всех аббревиатурах и спецнадписях. Впрочем, ей уже достаточно его облика, так как «ксивы» простых милиционеров, энкавэдэшников (которые комсостав) и гэбэшников (что начсостав) отличались. И те, кто хоть как-то прикасался к моей структуре в них должны хоть немного разбираться. ГУГБ — это вам не милиция, хоть вроде и к одному наркому принадлежат. Там на мелочь внимания не обращают. А если обратят, то мелочи этой