Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Молодой солдат слева прицепил было к ружью штыка, но завизжал, бросил оружие и побежал. Вскоре споткнулся, упал, закрыв голову ладонями.

- Страхопуд сраный, - процедил ветеран вправо.

Филипп медленно вдохнул. Достал саблю. Всмотрелся в первую линию кавалеристов, которая нестерпимо неслась на него. Выбрал всадника напротив, выждал, склонился и рубанул по ноге коня, который должен был затоптать его.

Огир с отчаянным визгом упал, всадник ловко выпрыгнул из седла и ударил Филиппа палашем, неловко, но сильно. Сероманец уклонился и единственным ударом разрубил шведу шею. Враг последний раз махнул палашем и сел на землю: кровь превратила верх его мундира из синего в коричневый.

Уши раздирало криками. Кавалерийская атака вгрызлась в ряды стрелков, протянула на несколько шагов и застряла, как нож в кости. Филипп огляделся: стреляли, рубили, кололи и умирали. Неосторожный шаг, и ошалевшая лошадь, корчившаяся на земле, ударом копыта выбил ему саблю из руки. Ладонь пронзила боль, а через мгновение что-то уложило в лоб так, что звезды вспыхнули: попало пулей. Филипп увидел шведа с пистолетом, подхватил брошенное солдатом ружье и побежал на него, штык распоров ткань, кожу, мышцы... Сероманец рванул ружье вверх и вражеская кровь залила его.

– Не занимай! - прокричал Филипп.

Сечевики вокруг подхватили боевой клич, послышались команды охрипших офицеров, а характерник бросился потрогать дальше. В него попало еще несколько шаров, но он не обращал внимания.

– Не занимай!

Он перебьет всех, потом сделает это снова, пока враги не кончатся, а затем вернется домой. К Майе. И никогда ей не расскажет, что он здесь делал.

– Не занимай!

Шлак клевал грудь, бока и спины, никто не мог остановить его, сеятеля смерти, на лицо брызгало горячей кровью и пахло, невероятно пахло сладкой жизнью, от аромата голова... кругом, мир вокруг вдруг... красным.

Мощным ударом он убил еще одного. Кажется, ружье от этого удара сломалось. И подстерегаемая годами клетка затрещала.

Филипп ошарашенно остановился. Вокруг бушевало, но он слышал только ужасающий скрежет в голове. Он бросил оружие, схватился за затылок и упал на колени. Поздно.

Серебряная решетка выломана; стальная решетка разогнута; воля разбита. Он вспомнил Майю и ее улыбку, вспомнил маму, его последний бастион, его надежный якорь, но лицо исчезало, в воздухе пахло кровью, клетку разнесло вдребезги, Филипп отчаянно закричал.

Наконец-то!

И пришла багряная пустота.

Он пришел в себя среди разорванных тел, в луже крови и остатках собственного меха. Язык обжигал вкус железа, словно спал с замком во рту. Битва кончилась; сечевики окружили его широким кругом, наставили ружья, смотрели испуганными глазами. Филипп встал, оглянулся в поисках своих вещей, не понимая, что случилось, а ружья следили за каждым движением, словно пули могли ему повредить. В общем молчании он набросил мундир мертвого шведа - и только тогда заметил несколько загрызенных трупов с желто-голубыми нашивками.

Ноги подкосились. В глазах потемнело. Судорожно перекошенный рот проглотил воздух. Это не могло быть правдой. После стольких лет... После всего, что он...

Четверо. Перечислил: четверо.

Всего лишь.

Его жизнь была потеряна через несколько минут: годы выдержки, тренировок, молчания — все уничтожено.

Зверь вырвался на свободу.

*** 

Всенощная в «Ночной мавке» прошла без приключений за исключением разлитого бокала вина на какого-то шляхтича. Игнат получил расчет, преддержал несколько часов в Лилии, приобрел подарки и погнал Упыря хвалом — хотел поскорее приехать в семью.

Села характерник достался через несколько часов. Крестьяне вежливо здоровались, Игнат любезно отвечал. Он знал некоторых лиц, однако имена выветрились, и характерник даже не пытался их запомнить. Умиленный Упырь, переводя дыхание, шагом дошел до небольшой хижины. Характерник освободил коня от сакв и доспехов, погладил по шее. Старая клячая Ожинка, единственная жительница конюшни, поздоровалась тихим ржанием. Упырь фыркнул в ответ и взялся за овес.

– Извини, извини, – сказал Игнат. – Я тебе куплю целый пакет прессованного сахара.

Упырь подарил ему укоризненный взгляд и вернулся к овсу.

- Думала, уже не приедешь, - послышалось от дома.

В дверях стояла молодая женщина: длинные волосы убраны под чепец, веки карих глаз отяжелели от усталости, загорелые руки по локте в муке. Ее пышным устам очень подходила бы улыбка, но сейчас они сложились в тонкую черту. Хозяйка оперлась плечом о дверь и придирчиво осматривала характерника, словно не видела его несколько недель.

Его действительно не было несколько недель.

Игнат метнулся к жене, обнял за стан и легко поднял над землей. Серьезное выражение ее лица со смехом растворилось.

– Как я мог не приехать! — прокричал он и погрузился носом в ее шею.

— В этом году забыл.

Он осторожно поставил жену на землю.

— В этом году было срочное поручение... Я столько раз объяснял! Как только у меня есть возможность, то мчусь сюда, миленько, сама понимаешь...

– Понимаю. Я дразнюсь, - она осторожно, словно боялась ожога, коснулась его ладони. – Хорошо, что ты приехал. Остап очень обрадуется.

– Я ему подарка привез! — Игнат достал большой сверток из саквы. - И любимой жене тоже!

- Что за подарок? — в ее глазах промелькнули огоньки.

– Для моей Ульяны – лучший!

Игнат закрутил усы, торжественно встал на колено и театральным жестом поднес ей небольшой сверток.

— Духи, милочка! Самые модные, из самого Парижа!

Она взяла их в руки, и невесомая радость, озарившая ее лицо, исчезла.

— Зачем они мне, Игнат? — спросила Ульяна, даже не развернув свертка. — Куда мне парижскими духами брызгаться? На огород? В субботу на рынок? В воскресенье в церковь? Меня люди засмеют.

Игнат закрутил селедку вокруг уха, почесал макитру.

- Я думал, тебе понравится...

– Мне нравится, – Ульяна открыла подарок и с наслаждением вдохнула аромат. — Такое приятное цветочное благоухание... Но в следующий раз привези пару сапог рабочих, старики уже разлезлись. И молодого вола нужно, потому что Ожинка уже ни телеги, ни плуга не тянет.

Характерник мысленно обругал себя.

— Прости, милочка, я у тебя оболтус... Покупаю козлицы, будто все ухаживаю. Лучше приобрети саморуч все, что вздумается!

Он с широкой улыбкой достал несколько золотых и серебряных монет.

— Надеюсь, этого хватит...

– Спасибо, любимый. Хватит, – она поцеловала его. — Положи деньги в копилку, потому что у меня руки в муке.

В хате было чисто, как в воскресной церкви. Игнат рос у тети, которая убирала дом только по большим праздникам; у Ульяны же порядок царил постоянно.

Он перешагнул порог и замер. Как всегда,