Потешный полк - Денис Старый

А насколько я знал, осада китайцами-маньчжурами Албазина не была «в одну калитку». Русским почти что удалось отбиться. Пусть и численно врага было очень много, и корейцы воевали за цинцев с вполне добротным огнестрелом.

Но шанс дать бой у нас очень большой. Снабжение, артиллерия, увеличение личного состава и представительная, неглупая, дипломатическая миссия — вот те опоры для заключения с Китаем прочного и выгодного для нас мира.

Амур — наш! И уже в этом мое прогрессорство будет очевидным. А там… по стопам Семена Держнева. Жалко мне будет только известную музыкальную группу из будущего, которая пела свой хит про продажу Аляски. Ну да напишут еще что-то. Дадим хороших поводов для песен!

От автора:

✅ Новая история старого Врача в теле храброго Воина Древней Руси!

✅ Новые могучие враги, тяжкие испытания и лютые приключения!

✅ Воин-Врач: на первые книги — скидка! https://author.today/reader/448643

Глава 9

Москва. Кремль.

22 мая 1682 года

Если я хочу, чтобы все было так, как я хочу, то мне необходимо заручиться поддержкой. И не кого-нибудь, а бояр. Пусть не всех, части из них. Но количество членов Боярской Думы должно быть таковым, чтобы все запланированное мной реализовалось. Сложно это, не без того. Но и я понимаю принципы построения интриг.

Безусловно, первым человеком, к которому я обращусь за помощью и поддержкой, будет Григорий Григорьевич Ромодановский. Потом я обязательно должен буду поговорить и с другими людьми, также вошедшими в Боярскую думу. Если Ромодановский будет за меня, то, учитывая коллаборацию этих двух бояр, Языков также меня поддержит.

Более того, я готов пойти на соглашение, да хоть бы даже с самим Афанасием Нарышкиным, чтобы только прошли мои решения. Этому можно было бы и денег предложить. Судя по всему у дядьки царя какое-то психологическое расстройство на почве богатства. Как этот синдром называется? Плюшкина? Дракона? Он же удавится за копейку и крайне ревнив, если кто еще зарабатывает, кроме его. Впрочем, вряд ли Афанасий Нарышкин и зарабатывать-то умеет. Воровать — да.

Насчёт мести Афанасию Кирилловичу Нарышкину я пока не особо-то и думал. Не знаю, как оно было в иной истории, но здесь и сейчас он уже достал всех и каждого. Честолюбивый, заносчивый, откровенно грубый и бесхитростно напористый — в таком виде он даже был мне несколько выгоден.

Оказывалось, что я отнюдь не самая главная заноза у бояр. Пусть воюют с Афанасием, которого вынужденно поддерживают другие Нарышкины.

— Князь, боярин, — сказала я, поклонившись подошедшему Григорию Григорьевичу Ромодановскому.

Минут сорок мне пришлось ждать князя-воеводу. Впрочем, минуты ожидания были компенсированы общением с моим конём. Ох и зверюга! Будто бы чует человека. Своенравный конь был у Хованского. А теперь у меня.

Так что я хотел бы наладить дружеские отношения с этим свободолюбивым великолепным животным. Но ещё было бы неплохо подумать, как сохранить такое богатство при себе. Ахалкитинец был столь породистый, что даже мне, человеку не так чтобы хорошо разбирающемуся в лошадях, было понятно — мой конь, если не царь среди других коней, то уж «боярин конский» точно.

— Хотел ты чего? Нынче такие игрища в Боярской Думе, что нам видеться нельзя, — словно оправдывался Григорий Григорьевич.

— Помощь твоя нужна, боярин, — сказал я и посмотрел в глаза Ромодановскому.

Сомневался Григорий Григорьевич. Наверняка ему не очень-то и полезно будет сейчас поддерживать меня. Правда, смотря в чём. Если только не выдавать мои решения за свои. И я готов отдать пальму первенства Ромодановскому, пусть бы и сказал, что это он меня подталкивал на решения.

Действительно, сейчас что ни заседание Боярской думы, а собираются они через день, так чуть ли не с кулаками друг на друга лезут. Ещё нет заключения Следственной комиссии, не обнародованы свидетельства казнокрадства и преступной деятельности Милославских, прежде всего, в экономической сфере. А боевые действия за условно говоря «министерские кресла», что занимали представители этого рода и их клиенты, начались.

Так что-то, что касается злодеяний Милославских, обязательно будет поддержано Боярской думой и утверждено. Единственное, чего наверняка захотят — больше крови. Но я бы и в прямом, и в переносном смысле не рубил с плеча.

— Софью… разумеешь же ты… Вижу, что разумеешь, какая она, — когда я быстро, буквально за пять минут описал все свои решения по основным фигурантам стрелецкого бунта, поглаживая почти седую бороду, говорил Григорий Григорьевич: — Софью Алексеевну боятся. А патриарх так и вовсе… Разумна, поймёт, что владыка наш также замешан.

Сказав это, Рамадановский даже немного отстранился от меня, рассматривая и изучая мою реакцию. Я стоял ровно, без лишних дёрганий. Так что Григорий Григорьевич не мог найти во мне фанатичного поклонника патриарха Иоакима. Кабы не узрел Ромодановский и вовсе безбожника.

Или же подозревает меня боярин, что я знаю о патриархе куда как больше положенного?

— Помочь тебе желание имею. Как и впоследствии службу стребую. Готов на сие? — сказал Ромодановский, потом поспешил добавить: — Серебро и иные подарки придётся мне боярам подносить. В сговор вынужденный вступать с Одоевскими.

— Не могу и не стану говорить тебе, боярин, что любую службу готов сослужить. Соратником тебе на поприще развития отечества нашего — завсегда да. В том и шпага моя, и разум, и те люди, которых я поведу за собой. Но служкой уже ни для кого я не стану, — сказал я.

Наступила пауза, даже какое-то неловкое молчание. Явно, что реакция на мои слова от Ромодановского должна последовать. И тут настолько всё рандомно, что предугадать крайне сложно.

Ведь кто я такой в понимании знатного боярина? Выскочка, временщик. Лишь только персонаж в сложившейся ситуации. Но лихие дни прошли. Наступили привычные будни политической борьбы. Я ведь, по сути-то, здесь и сейчас не нужен.

— Коли бы ранее подоспели иные бояре, что кинули Москву перед бунтом, а нынче возвращаются, так смели бы тебя уже давно. Им ты никто, али и вовсе напоминание о позоре их, боярском. А нынче ты голова комиссии следственной… Иные ждут, когда следствие закончится, так и убрать подале полковника Стрельчина, — говорил Ромодановский.

На самом деле я прекрасно понимал, о чём он сейчас говорит. Прибыли тузы боярские, которые сбежали ранее. И теперь своими пузами желают растолкать тех, кто оставался рядом с Петром Алексеевичем в лихую годину. Вернуть свое положение. Да и коллективно будут жать