И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

– Сыграй чего-нибудь, а? А чтобы хит получился, предлагаю попробовать нечто покруче этой дряни, убивающей легкие, – отозвался изрядно окосевший за время пребывания на вечеринке Флавьен, темноволосый парень с длинными сальными патлами вокруг вытянутого лица и глазами щенка сенбернара, с последними словами указав на обнажившийся фильтр сигареты.

– Говорят, Оливье придумал нечто из ряда вон! Ну, знаете, после работы родителей остается много всякого, а их сынок, кха-кха, взял да и создал кое-что новенькое, Ондэ называется, во, от слова «волна»! Стимулирует какие-то импульсы в мозгу, и если в это время включить определенную песню, совпадающую с частотой зелья, то ощущение будет почти как от сигарет и пива, вместе взятых, и даже круче, только без привыкания, représentes?[33] Хотите? Могу достать.

– Эм… Нет, спасибо, не сейчас.

За всех ответила Зоэ-Моник Гобей, все-таки сделав пару глотков из своей бутылки. Она не собиралась напиваться и тем более употреблять нечто столь сомнительного происхождения, лишь на миг поразмыслив о том, что, может быть, кошмары в спутанном сознании и сами запутались бы, потеряв девушку как свой ориентир.

– Как хотите. Ну что, poupée[34], сыграй же нам!

– А я подыграю! – громко сказала Арлетт, стараясь перекричать неутихающий гомон, доставая из сумки флейту и подмигивая подругам. Моник хотелось, чтобы прямо сейчас в комнату вошел Эрве, развеял грусть, разлившуюся теплым напитком по душе, увидел ее, такую красивую, и взгляд его черных глаз неотрывно следовал бы за ней, передавая все чувства без слов. Последний раз посмотрев на дверной проем, в котором не было Эрве, Зоэ-Моник, закусив губу, пустила из-под пальцев печальную мелодию, которую транслировало ее сердце.

Строки, сочиненные в ночи совсем недавно, сами срывались с губ. Впервые Моник Гобей исполняла пред аудиторией собственную музыку, не чувствуя себя при этом самозванкой, словно ее сочинения имели полное право звучать наравне с известными хитами, но на деле девушку успокаивала мысль о том, что услышат песню только ее подруги и парочка незнакомцев, с которыми она видится в первый и последний раз. К тому же все присутствующие были изрядно накачаны алкоголем, едва ли они вспомнят пик ее славы, когда на следующий день их головы станут разрываться от боли. Тонкая флейта мягко разбавила гитарные переходы, вселяя в мелодию надежду на то, что маленькая девочка в конце своего пути через лес все же доберется до дома благополучно.

Зоэ-Моник закрыла глаза, произнося близкие сердцу строки о дьяволе, прячущемся в тенях, и ребенке, не имеющем столько силы для противостояния злу, а потому не видела, как слова роднили каждого, кому повезло их услышать. Печаль невидимыми пылинками переносилась от существа к существу, как если бы каждый присутствующий держал факел, передавая друг другу часть собственного вечного огня, поджигая ближний до тех пор, пока дом не облачился в полнейшую тишину. Существа ручейками стекались в зал, чтобы послушать историю, исполняемую нежным, но сильным женским меццо-сопрано[35].

– Хватит… – раздался рядом едва слышимый молящий голос незнакомца, но Моник даже не придала ему значения, переходя к не менее грустной развязке. Арлетт бросила на парня, безэмоционально уставившегося перед собой и сжимающего ткань своих брюк, недоуменный взгляд, не понимая, к кому конкретно обращалась мольба юноши, но все же продолжила играть.

– Я сказал, прекрати!! Хватит петь!!!

С этими словами парень вскочил с места, выхватил гитару из рук Моник, игнорируя поднявшиеся в зале крики. Он замахнулся на девушку, отпрянувшую в испуге; красные глаза друга Флавьена были налиты кровью. Злостью, которую он испытывал, можно было резать, будто пилой, до самых костей. Однако после гнев сменился сдавленными рыданиями, парень начал рьяно молотить инструментом об пол, стену, крушить вещи вокруг себя, выкрикивая ругательства.

– Анж, дружище, что ты делаешь, успокойся!

Флавьен осторожно, вытянув дрожащую руку, двинулся к другу, будто стараясь усмирить раненого зверя, но Анж дернулся, с криком бросившись в сторону Моник, и отшвырнул прочь оставшийся в руках гриф к остальным деревянным ошметкам, валяющимся на полу. Если бы не плечо Флавьена, он бы добрался до девушки, и последствия могли бы быть неутешительными. От напряжения вены вздулись на его шее под кожей, даже гладко выбритая голова Анжа покраснела и пошла пятнами.

– Я говорил ей, просил перестать, но эта чертова девка не захотела слушать!

Зоэ-Моник по инерции сделала несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в шкаф; озираясь по сторонам, девушка ловила на себе чужие взгляды, полные негодования, смешавшегося с ужасом, казалось, они отражают то, что она сама испытывала сейчас. На глаза набежали слезы, Моник в панике заметалась на месте, не зная, как вырваться из плотной стены тел, когда вдруг почувствовала чью-то тень, укрывшую ее ото всех.

– Эй, кажется, Анж перебрал, вытащите его проветриться на задний двор. А мы выйдем через центральный выход, подышим воздухом, да, Зоэ-Моник?

Эрве Дюшарм развернулся к девушке, подняв ее лицо за подбородок, чтобы она сконцентрировала все свое внимание лишь на его лице и голосе. Слезы душили, сдавливая грудь кандалами, Зоэ-Моник тяжело дышала, но ей все же удалось кивнуть, переставляя ноги за парнем, взявшим ее за руку.

Во дворе никого не было, тусклый свет фонаря над входной дверью освещал небольшую территорию подле, ровно подстриженный газон и пару чистых мусорных баков. Тело Моник била мелкая дрожь, но теплые пальцы парня, переплетенные с ее, казалось, служили якорем, крепко удерживая от падения в бездну.

– Сильно испугалась? Прости, что не пришел раньше, помогал матери.

Зоэ-Моник замотала головой, чувствуя, как предательские слезы не желают останавливаться, размазывая по лицу старательно нанесенный макияж. Она совершенно не понимала, что произошло в зале, отчего Анж накинулся на нее, что именно заставило парня выйти из себя. Моник хотела было ответить Эрве, что все в порядке, ему не нужно извиняться, но вместо этого рыдания вырвались на холодный вечерний воздух.

– Иди сюда. Все хорошо, теперь я рядом. Я не дам тебя в обиду, слышишь?

Эрве притянул Моник к себе, поглаживая по волосам, пока слезы не высохли, впитавшись в белую футболку, оставив после себя грязные разводы – следы туши. Под ладонью явно чувствовалось биение его сердца, девушка вдруг поняла, что стоит с впервые понравившимся ей парнем наедине, в довольно интимной обстановке, слишком близко к его крепкому телу. Он мог бы поцеловать ее, если бы захотел. Моник была уверена, что не оттолкнула бы Эрве, от признания в этом факте самой себе она подняла голову, разглядывая крупные родинки на шее парня, вдыхая его запах.

– Кажется, я испортила