Бездарь из столицы - Максим Казанцев

— Символика… Ее количество огромно. Мы насчитали несколько тысяч уникальных знаков, нанесенных с непостижимой точностью. Они покрывают стены, пол, частично уцелевший потолок. Мы проверили все языковые архивы. Совпадений нет. Ни единого. Это абсолютно неизвестная языковая или руническая система. Никакой расшифровке она пока не поддается. Мы не можем понять ни принцип ее построения, ни смысл. Но мы точно уверенны что это наследие Древних.

Лев Новгородов перестал барабанить пальцами. Его взгляд стал тяжелым, как свинец.

— Продолжайте.

— Что касается артефактов… — аналитик сглотнул. — Помещение пусто. Абсолютно. За исключением каменной пыли на полу, следов обрушения и… остаточных следов крови. Если там что-то и было — это что-то забрал тот, кто провалился первым.

В зале повисла тишина, которую можно было резать ножом. Лев медленно перевел взгляд на своего сына, Кирилла, сидевшего чуть поодаль и всеми силами старающегося выглядеть невидимым.

— Новости по его поиску? — спросил Лев, и его тихий голос прозвучал громче любого крика.

На этот раз ответил начальник службы безопасности, сухопарый мужчина с каменным лицом.

— Мы прочесали все трущобы, все притоны, все больницы и морги, куда мог бы попасть человек с подобными травмами. Опрашивали всех, кто хоть как-то связан с «ЭкоСтар-утилизацией». Никаких зацепок. Большинство рабочих отбросы общества — бездари без документов, без семей. Они часто гибнут, их не ищут. Наши аналитики дали прогноз: с вероятностью в восемьдесят семь процентов тот человек был не одарен и скончался от полученных при падении травм и последующего радиационного облучения где-нибудь в канализационном коллекторе. Судя по косвенным следам, он выбирался из «дыры» несколько часов. Здоровому человеку понадобилось бы на это десяток минут. Если бы он был жив, он бы уже давно попытался продать вынесенные артефакты. Тот контингент, который там работает не может прогнозировать последствия своих действий, а будет думать только о получении возможной прибыли. Я считаю, что его поиск— пустая трата ресурсов клана. Мы ищем иголку в стоге сена.

Лев Новгородов медленно поднялся из-за стола. Его фигура, нависала над подчиненными монолитной глыбой.

— Пустая трата ресурсов, — повторил он безразличным тоном. — Ресурсов, которые мы тратим из-за торопливого, идиотского решения.

Все взгляды, будто по команде, снова устремились на Кирилла. Тот попытался сохранить надменность, но под тяжелым взглядом отца его уверенность таяла на глазах.

— Я… я действовал так, как считал нужным для безопасности клана! — попытался он парировать, но голос дрогнул.

— Ты действовал как щенок, испугавшийся собственной тени! — голос Льва оставался тихим, но каждое слово било точно в цель. — Ты уничтожил единственных свидетелей, которые могли бы нам что-то рассказать! Ты заставил нас месяц вести слепую игру, упуская время и давая настоящему виновнику, если он жив, еще большую фору! Из-за твоей «оперативности» мы получили пустую комнату и гору бесполезных символов!

Он не кричал. Он излагал факты. И от этого было еще страшнее. Кирилл опустил глаза, его руки сжались в кулаки, чтобы скрыть дрожание пальцев. Лев тяжело вздохнул и снова сел в кресло, всем видом показывая, что разговор окончен.

— Из-за указа императора мы не можем сейчас распылять наши ресурсы. Сейчас приоритетом будет привлечение на свою сторону сильных одаренных простолюдинов. Нам необходимо учиться выстраивать с ними взаимовыгодные отношения. Время, когда на них можно было плевать, к сожалению, закончилось. Поэтому я приказываю закрыть проект «Дыра». Все полученные данные засекретить, а плиты перенести в центральное хранилище клана. Пусть через десятки или сотни лет мы или наши потомки разгадают эту загадку.

— Все понятно, господин, — руководитель службы безопасности склонился в глубоком поклоне.

— А насчет иголки…Установить минимальное наблюдение за всеми, кто проявляет интерес к руинам Древних. За аукционами, черным рынком, гильдией авантюристов. Искать аномалии. Не человека — аномалии. Кто начнет торговать странными артефактами. Кто начнет проявлять необъяснимый рост силы. Кто начнет задавать не те вопросы. Искать тень, а не человека. Вдруг иголочка да найдется.

Совещание было окончено. Люди поспешно стали покидать зал, стараясь не шуметь. Лев Новгородов остался сидеть один в огромном, пустом зале, глядя на проекцию пустой комнаты с нечитаемыми символами — на памятник величайшей неудачи его клана и глупости его наследника.

Часть 2. Тень в городе Глава 8. Новая реальность

Сознание возвращалось медленно, выныривая из глубокого, бездонного океана, где не было ни боли, ни времени, ни мыслей. Первым ощущением стал запах. Резкий, химический запах исходил от его тела, смешиваясь с ароматом пота. После пришло понимание — он не чувствует боли! Парень так привык к тому, что каждое его пробуждение в подобных ситуациях сопровождается невыносимой болью, что был больше напуган, чем обрадован ее отсутствием. А вспоминая ощущения от внедрения артефакта он искренне удивлялся тому, что вообще пришел в себя и может связно мыслить.

Он продолжил прислушиваться к себе и понял, что боль все же была, но по сравнению с тем, что он испытал перед потерей сознания она ощущалась как нечто легкое и эфемерное. Это была глухая, разлитая по всему телу ломота, словно его долго и методично избивали дубинками несколько дней назад. Каждая мышца, каждый сустав, каждый нерв огрызались слабым сигналом протеста. Голова была тяжелой, налитой свинцом, как после хорошего и долгого застолья.

Марк лежал на спине, не открывая глаз и просто дышал. Каждый вдох давался с небольшим усилием, грудная клетка ныла, напоминая о том, что там, под кожей, пульсирует инородное тело, встроившееся в саму его суть.

Он дышал и понимал, что начал ощущать мир и себя по-другому! Легкое, едва уловимое покалывание в кончиках пальцев, которого раньше никогда не было. Словно по ним пробегал слабый электрический ток. Тяжесть в костях, но не болезненная, а какая-то… новая, плотная. Мышцы, хоть и ныли, но ощущались иначе — не дряблыми и бесполезными, а как будто наполненными спящей, потенциальной силой.

И главное — в груди, там, где был вживлен рубин, он чувствовал не просто инородный предмет. Он чувствовал ритм! Тот самый, что родился в самом сердце агонии. Тихое, ровное, неумолимое…

Тук. Тук. Тук.

Оно было чуть быстрее, чем его собственный пульс. Отдельное, живое сердце, встроенное в его плоть. И с каждым его ударом, по телу, расходилась слабая, едва ощутимая волна… чего-то. Не тепла и не холода. Энергии. Чистой, безликой, пока еще не подконтрольной ему силы. Это осознание заставило его наконец открыть глаза.

Комната была погружена в полумрак. Шторы были задёрнуты, но сквозь щель между ними пробивалась тонкая полоса тусклого дневного света, выхватывая