Былины Окоротья - Егор Андреев

почти благоговением. И вот теперь один из повелителей леса лежал у ног людей безмолвным хладным трупом. Это не могло не вызвать в сердцах воинов смятение. Кто убил лесовика? Кто смог отважиться на это? И самое главное – у кого достало сил? Подобные вопросы, несомненно, вертелись в головах у гридей, но оставались без ответа. Да и сам воевода задавался ими, ловя на себе встревоженные взгляды воинов. Меж людей пополз приглушенный, смердящий страхом шепоток.

В этот самый момент на поляну вступила Врасопряха. Ведьма. Ксыр, идущий впереди, без особого усилия протиснулся сквозь кольцо воинов, протаривая дорогу для своей хозяйки. Волховуша кинула быстрый взгляд на труп. Склонилась.

– Нужно его перевернуть, – сказала она, не глядя на Всеволода, но, вне сомнений, обращаясь именно к нему.

Воевода кивнул, и пара воинов молча попыталась приподнять останки. Но леший оказался столь тяжел, что понадобилась помощь еще двух человек, дабы совершить задуманное. Тело зыбочника, хрустя валежником, тяжело перевалили на спину. В нос, раздражая обоняние, тут же ударил сладковатый смрад тлена, смешанный с чем-то похожим на запах цветущего дягиля.

– Надо же! Дохлая вонючая козлина. А я-то уж подумал, действительно твои люди сыскали что-то стоящее, – насмешливо, чересчур задорно воскликнул Тютюря.

Сложив руки на груди, он обернулся к остальным опричникам и кивнул на тело.

– Похоже, этот вымесок народился в свет, когда овца в потемках дала вместо барана волку, – попробовал сострить Митька, но никто не засмеялся.

Все неотрывно смотрели на останки существа, раскинувшего на замшелых ветках длинные узловатые руки. Описание Калыги, хоть и несколько упрощенное, вполне соответствовало внешности лесовика. Облик ёлса, несмотря на близость к человеку, действительно смешал в себе черты названных опричником животных.

От блеющей скотинки лешему достались витые рога, раздвоенная верхняя губа, седая борода и выпуклые глаза с вытянутыми зрачками. Волчье племя наградило ёлса острыми зубами и черным треугольником носа. Серая короткая шерсть, имевшая зеленоватый оттенок, оставляла непокрытыми блестевшие от талой воды лицо, живот и грудь лесного чуда. С левой стороны грудины на бледной коже выделялся темный диск соска, а с правой… С правой торс лешего был чудовищно разодран, являя на свет отвратительную рану с лоскутными краями. Сквозь растерзанную шкуру и порванные мышцы проглядывали сломанные, вмятые внутрь ребра. Ужасное увечье окружали странные расползающиеся под кожей жгутики и нити фиолетового цвета. Разрастаясь грибницей, амарантовые волокна пробивались наружу круглыми ярко-оранжевыми бубонами. Сквозь прозрачную пленку пустул просматривалось что-то, что выглядело как молодой опенок. На глазах у растерянных людей одно из крупных вздутий лопнуло, явив на свет подрагивающий на тонкой ножке гриб. Шевелясь, словно живой, он расправил склизкий купол шляпки и замер, красуясь пестрой ядовито-лиловой расцветкой.

– Отойдите от него все. Быстро, – властно сказала Врасопряха, отстраняя раскинутыми в сторону руками не в меру любопытных опричников. Попятилась от лешего сама.

– Мы что ж, поганки испугаемся? Сопливого сморчка? – усмехнулся Горица.

– Это не гриб. По крайней мере, я таких – растущих из покойников – грибов не знаю. К тому же это может быть заразно.

Этих слов волховуши хватило, чтобы толпа немедленно отпрянула.

– А где наш провожатый, где Кузьма? – Всеволод с трудом оторвал взгляд от груди лешего и осмотрел отряд. Строй кметов, расступившись, выплюнул перед собою мужика. Зубы Карася выстукивали отчетливо слышимую дробь, а лицо приобрело землисто-серый цвет. Выглядел зареченец так, словно вот-вот собирался бухнуться в обморок.

– Что скажешь, Кузьма, это и есть твоя Скверна? Ее рук дело?

Шумно сглотнув, зареченец быстро закивал головой, уставившись на невидимую за горизонтом точку. Он всеми силами старался не смотреть за спину воеводы, туда, где на подстилке из вакорья лежали бренные останки чуда. В затянутых поволокой смерти зенках ёлса отражалось быстро смурнеющее небо.

– Чего молчишь? Тебе вопрос задали, беляба [34]!

– Оставь его, Калыга, видишь, человек напуган. Эй, Пантелей, плесни-ка ему водки – и не бреши, что нету. Видел я, как ты свою баклашку в одеялах прячешь. Пусть хлебнет, придет в себя.

В это время вернулись следопыты, и Всеволод вместе с княжичем отошли, чтобы выслушать доклад Вятки. У воняющего трупа остались лишь опричники и волховуша. С потемневшего, затянутого серыми облаками неба, повинуясь изменчивому настроению весны, заморосил противный дождь. Шкуры лошадей, шлемы и зерцала гридей мокро заблестели. Воронье, сидящее на ветках, взъерошило перья, неотрывно наблюдая за людьми. Возмущенно покаркивая, птицы как бы намекали двуногим, что пора бы им убраться восвояси и оставить в покое то, что принадлежало падальщикам по праву.

– Ежели эта искрасна-синяя дрянность и есть зараза, хворь али проклятье, так, может, просто бросим эту стервь? Обойдем стороною, – морщась, предложил Оболь Горица. – Я как на эту мерзостную мерзость гляну, так меня мутить и начинает. Прям выворачивает.

– А может, стоит все-таки сперва узнать, отчего он умер? Не думаешь, что так мы сможем понять хоть что-нибудь об этой, как ты ее назвал… мерзостной мерзости, – холодно возразила Врасопряха.

– Разуй… те глаза, благородная волшебница: у него дыра в груди размером с конскую башку. Все кости в кашу, словно он под набой тарана угодил, – съязвил Синица.

– Ага. Эта козлорогая лесная чудь потому и сдохла, что кто-то его неслабо так боднул, переломав ребра, как плетеную корзину. Не знаю, кто смог такое провернуть, мордун, дрековак али другая какая страховидла, но сдох он именно от этого. Это ж и ежу понятно, – поддержал его Острога.

– Правда? Что-то я не припомню, чтобы обычные раны и увечья начинали так… цвести. – Колдунья указала на сосудистую сетку, разросшуюся на груди трупа. – Да и опят, растущих из мертвых тел, я тоже не встречала. Не зная ничего о Скверне, мы не сможем от нее и защититься. Посему повторяю: это тело нужно для начала изучить…

– К чертям собачьим твое изучение, – вспылил Острога. – Сама говоришь: это может быть заразно. Не хватало еще, чтобы пошесть по людям пошла. У меня, к примеру, нету никакого желания обрастать грибочками и разноцветным мхом, или чегой-то это на нем там поселилося.

– Точно. Сжечь урода, вот и вся недолга!

– А ну, заткнулись оба! Быстро! – прикрикнул на опричников Тютюря, и приспешники, тут же сникнув, замолчали.

Подняв капюшон плаща, Митька белозубо улыбнулся Врасопряхе.

– А вы, уважаемая государыня, делайте что должно. Я так понимаю, за тем вас в поход и взяли.

– Благодарю, – кивнула Волховуша. – Обещаю: я буду очень осторожна.

– О-о. Я в этом и не сомневаюсь, – продолжая улыбаться, сказал Тютюря, вот только его голос, противореча дружелюбному виду, исполнился злых, рвущих ухо ноток. – Потому как ежели что подобное, ярко описанное Оболем, случится, то и отвечать