Былины Окоротья - Егор Андреев

черными брызгами разлетелись во все стороны. Испуганно заржали лошади. Всеволод тоже почувствовал это – сосущее под ложечкой ощущение сжимаемого простора. Как будто он и ворожея очутились в быстро уменьшающемся мыльном пузыре. Чресла окольничего занемели, волоски на коже встали дыбом, а натянутые нервы полоснуло животным страхом. Кровь громко застучала у него в висках, наполняя череп звенящим гулом. Воевода попытался опомниться, тряхнув оглушенной головой. Не помогло.

В воздухе вокруг них клокотали чары. Буйствовала пугающая сила ведьмы с Лысого холма. Она не очаровывала, но пугала своей чуждостью и мощью.

А вот со стороны чародейство Врасопряхи выглядело совсем не впечатляюще. Проявившись в виде тонкой струйки тьмы, чары дымными всполохами стекли с ладоней волховуши на вершину пирамидки. Как только морок соприкоснулся с хитроумно уложенными веточками, труп ёлса, вымокший валежник и даже вода под ним – все вспыхнуло языками зеленого колдовского пламени.

Всеволод отпрянул. Жар от кучи вакорья, ставшей жертвенным костром, шел невыносимый. За спиной у воеводы вскрикнули воины из дружины. С насиженных мест вскакивали с руганью опричники. Ржали и рыли землю копытами кони. И только Ксыр невозмутимо смотрел не на огонь, а на свою хозяйку, ловя ледяными глазами каждое ее движение. Ожидая приказа.

Неприятные ощущения, вызванные колдовством ведьмы, постепенно проходили, оставив черных мушек, танцующих в глазах, и привкус ржавчины на языке. Врасопряха медленно повернулась, и Всеволод с удивлением заметил, как сильно осунулось, побледнело лицо колдуньи. Как выцвели и поблекли ее нечеловеческие глаза. Сделав шаг вперед, она качнулась, но тут же выпрямилась, жестом остановив бросившегося к ней Всеволода.

– Со мной все в порядке.

– А по виду и не скажешь. Ты уж прости, государыня, но краше в гроб кладут, чем ты сейчас зришься.

– Сила богов никому не достается без оплаты, так уж у них заведено, – тихо произнесла кудесница, на лицо которой медленно возвращался цвет. – А упокоить лешего на его же земле даже мольфарам нелегко дается.

– Но коль скоро…

– Послушай, воевода, – холодно перебила окольничего колдунья, – я понимаю, тебе в охотку поболтать, засыпать меня вопросами – может, даже не пряча глаз и не вздрагивая от отвращения, – но я устала, вымокла и замерзла. Так что поговорим позже, хорошо?

Сказав это, Врасопряха в сопровождении Ксыра направилась вверх по откосу. Кольцо гридей расступилось, безмолвно пропуская ворожею. Люди, уступавшие ей дорогу, отворачивались, пряча лица. Боялись лишний раз бросить на колдунью взгляд. И, видя это, Всеволод вдруг ощутил, как стыд кусает щеки. Неведомо почему. Хрустя мелкими ветками под ногами, к нему подошел Пантелей.

– Ежели после каждого заклятья нам придется ворожею на руках нести, то немного дружине от нее подмоги будет, – озвучил мысли воеводы десятник.

Воевода хмуро глянул на дружинника. Сплюнул, стараясь прогнать неприятное ощущение во рту.

– Госпожа Врасопряха справится, ежели надобность такая встанет.

– Ежели? – прищурился вислоусый десятник. – Али когда? Мнится мне, околелый зыбочник – это лишь начало.

– Поживем – увидим, а пока собирай людей в дорогу. Держим путь к Ясным борам. Да пошибчей там. Сдается мне, у зареченцев не так уж много времени осталось.

Пантелей кивнул, и вскорости отряд дружины нестройным рядом выбрался из распадка. За спинами гридей с треском и хлопками догорало колдовское пламя, превратившее дно лога в раскаленную корку черного стекла.

Глава 3

В заречье

Через Ясные боры

Весь остаток дня лес тонул в дожде. Долгий моросящий бусенец вкрадчиво нашептывал колыбельную листве. Ни раскатов грома, ни вспышек молний. Казалось, он специально изматывает путешественников. Проверяет их на прочность, заставляет отказаться от своих намерений, повернуть назад. Однако, вопреки погоде, отряд дружины продолжал упрямо продвигаться дальше, в глубь Заречья.

Постепенно мутное пятно солнца, укрытое за серым покрывалом облаков, коснулось горизонта. С наступлением вечера морось прекратилась, но лучше от этого не стало. Над темнеющим сосновником повис холодный туман, густой, как сметана. Озябшие люди темными призраками двигались средь белого вара. Наскоро разбив лагерь, кметы стреножили коней и покормили измученных животных. Даже опричники сегодня не устроили веселых посиделок, молча пытаясь обогреться у едва мерцавшего костра. Вымокшее за день дерево гореть не желало, больше чадя. Разговоры в такой вечер не складывались. Разбросанные по становью приглушенные голоса терялись и смолкали, утопая в темноте. Лагерем овладела тишина.

Обходя становище и проверяя часовых, Всеволод сам не заметил, как ноги вынесли его к шатру колдуньи. Высокий, поставленный чуть поодаль от остальных палаток, он могильным курганом примостился на небольшом заросшем папоротником пригорке. Округ холмика цепкие лапы вай хватали за края туман, походя на густое клокочущее море. Пристанище ведьмы темным шпилем выступало средь неспокойных волн. Гордое и одинокое.

Всеволод огляделся. Невдалеке хрустела овсом в торбе лохматая лошадка ворожеи. Чуть поодаль трещал, нехотя глодая сырой валежник, небольшой костер. Широкая сгорбленная спина Ксыра заслоняла худосочное, исходящее вонючим дымом пламя. Гигант, казалось, спал и не видел воеводу.

«Что я здесь делаю? Зачем пришел? – подумал Всеволод со смущением. – Повиниться за свои слова? Сказать, что был неправ? А может, мне просто хочется увидеть ее. Убедиться, что с нею все в порядке? Ведь я, как-никак, в ответе за всех людей в походе. Эх, чтоб меня черти взяли, ежели знаю».

Окольничий все еще пребывал в нерешительности, когда полог шатра откинулся и ему навстречу ступила Врасопряха. Колдунья, видимо, готовилась ко сну, поскольку была одета в ситцевый сарафан. Отороченная волчьим мехом епанча скрывала худенькие плечи волховуши. Тонкий ситец в движении тек по телу женщины, оглаживая ладную фигуру. Пахло от кудесницы чем-то таким, что заставляло Всеволода вспоминать весенний луг. Не то цветущей клеверной поляной, не то свежескошенным, томимым в зное тимьяном.

– Вечер радый тебе, Врасопряха, – после заминки поприветствовал ворожею Всеволод, совершенно не представляя, как продолжить разговор. Злой на себя за неумение придумать что-то поскладнее, чем пожелание доброй ночи.

Колдунья, вздрогнув, удивленно посмотрела на него. Плотнее запахнулась в накидку.

– Всеволод…

Полог распахнулся шире, и воевода увидел того, кого совершенно не ожидал здесь застать. Из прохода появился Митька Калыга. Глянув на окольничего, он щеголевато подкрутил ус.

– И тебе радощи, Всевлод Никитич. Как погляжу, не нам одним любо бдети. – Выглядел Тютюря словно кот, только что вылакавший кувшин сливок. – А вы, государыня веда, подумайте над моим предложеньем. Оно будет выгодно… и весьма приятно для нас обоих.

Еще раз улыбнувшись и тряхнув курчавым чубом, Митька отправился восвояси, предварительно раскланявшись. Коснувшись рукой лба и отведя руку, он склонился нарочито низко, по-холопски, отчего поклон его выглядел глумливо.

Воевода и