Былины Окоротья - Егор Андреев

– Это что, угроза? – Глаза колдуньи разгорелись недобрым пламенем. Радужки Врасопряхи приобрели цвет огненного кварца, заискрились гневом.

– Нет. – Калыга сделал паузу, без смущения глядя в странные глаза колдуньи. – Я бы назвал это иначе. Скажем… дружеское предупреждение.

– Что ж, учту, но и ты запомни: я всегда отвечаю за свои поступки и плачу долги. В полной мере. Ну а теперь иди погуляй с мальчиками. А я, с твоего позволения, займусь делом. И предупреждаю, тоже по-дружески: не стоит мне мешать.

– Да что тут говорить, не здесь его убили. – Вятка, согнувшись, срывал со штанин жухлые прошлогодние корзинки репейника, не забывая при этом отчитываться перед Всеволодом. – Проследили мы его путь от сего места версты на полторы, дальше побоялись. Чащоба там. Дремучесть буреломная. Но я эти места знаю, охотился когда-то здесь с отцом. Руку даю на отсечение, что пришел этот рогатый со стороны Ясных боров. Как раз из тех мест, где деревенька болотника лежит. Шел неровно, петлял и часто падал, а уж кровил… как свинья на бойне. Впрочем, при его-то ранах это неудивительно…

– И что, никаких других следов в округе? – Петр нетерпеливо перебил Вятку. Оправившись от первого потрясения, вызванного видом необычного мертвеца, княжич жаждал действий.

– О каких следах речь, Петр Полыч?

– Откуда мне знать? Ты же следопыт, не я. Тебе лучше ведать, кто это чудо лесное растерзал, что за зверь.

– Это был не зверь, – мрачно заметил Всеволод.

Подтверждая его слова, Вятка и Нимир молча кивнули. Окольничий, задумчиво почесав переносицу, продолжил:

– Ёлса зовут хозяином леса не просто так. Он его безраздельный владетель и защитник. Чаща повинуется ему, не наоборот. Ни один зверь не нападет на лешего – скорее, будет защищать его до последнего клочка шерсти, до последней капли крови. Все в лесу, от белки до медведя, подчиняются прихоти зыбочника. Так было всегда. Так что, кто бы ни убил рогатого, это не исконный обитатель пущи.

Петр бросил взгляд за спину, туда, где волховуша суетилась над телом.

– Значит, Скверна?

– Похоже на то.

– Она должна быть чертовски большой и сильной, раз смогла уделать нечто подобное тому, что сейчас, не брезгуя источаемой им вонью, обрабатывает наша ворожея, – пробормотал княжич с нескрываемой тревогой.

– Боюсь, скоро нам предстоит это выяснить самим. Нимир, Вятка, передайте Видогосту и Пантелею, чтобы с сегодняшней ночи удвоили число сторожевых.

Всеволод глянул на небо. Серое, лишенное просветов полотно затянуло его до самого горизонта. Походило на то, что надоедливая мелкая мжица будет сыпать еще очень долго. Может, весь день, а то и ночь. Так что воевода, пожалев людей, крикнул уже в спины успевших отойти гридей:

– И скажите десятникам, пускай народ уведут с поляны под деревья. Неча понапрасну мокнуть, но костры не разводите.

Спасаясь от дождя, приспешники стреножили лошадей и разместились под раскидистыми ветвями старой ели. Выбор оказался не самым удачным: дерево болело, и порченная пилильщиком хвоя сыпалась им на головы, словно рыжий снегопад. Но поскольку желания искать новое укрытие никто не выказал, опричники терпели неудобство. Раскинув под стволом седла и попоны, приспешники занялись тем, чем занимаются все люди, собранные непогодой в одном месте и вынужденные наслаждаться обществом друг друга, а именно бесцельным трепом.

– Она с етой падью возится уже битый час, не меньше. Помяните мое слово: подцепит эту хворость, как пить дать, – проворчал Оболь, вылавливая из шевелюры застрявшие в волосах иголки и косясь на хрупкую фигурку ворожеи. – Глазом моргнуть не успеем, как ведьма эта коростой обрастет, а там и мы от нее запаршивеем.

– Типун те на язык, Горица! Накличешь беду. – Кутающийся в плащ Куденей зло посмотрел на товарища.

– Ага, тфу-тфу, Острога, хорош стращать, и без тебя худо, – поежился Некрас.

– А я и не стращаю, просто так, думку вслух толкую. Ежели б не княжий наказ, сам бы я, к примеру, развернул сваво гнедка да и двинул назад, в Марь-город.

– Ну а зареченцы-то как? Мы ж вроде на спасенье к ним идем.

Опричник пренебрежительно сплюнул.

– Вот что для меня твои зареченцы. Выплевок на мху. Пущай бы эти лапотники и посдыхали все, мне-то что? Смерды, они ведь словно воши – плодовиты. Кинь им старый тулуп – и сам не углядишь, как новые народятся. Может, даже лучше, ежели эта Скверна пару деревенек выкосит. Воздух окрест чище станет. Я, между прочим, сын прославленного дворянского рода. Опричник. Не должон я хворых крепачей привечать. Мне в поле с ворогами рубиться любо, а не по лесам с кметами валандаться.

– Что ж ты Митьке-то об этом не сказал? – криво усмехнулся Куденей. – Али опасался чего? Мож, камчой по хребту схлопотать?

– Ага, Митька-то на расправу скор. Ему тока брякни что похожее, мигом меж лопаток огребешь. А что до благородства рода, так мы тут все не из последних. Так что неча тебе, Острога, ерепениться. Пойдешь туда, куда перст княжий укажет. Как и все мы, – поддержал Куденея Синица. Приподнявшись на локте с импровизированной лежанки, он поправил накинутую поверх седла попону.

Оболь хмуро глянул на товарищей.

– Я Митрия Калыгу уважаю, но не боюсь. Потому у него под началом и хожу. Просто не по нраву мне подобные гулянки. С ведьмами, заразой и воеводой, который нос перед нами задирает, хотя сам-то кто? Ублюдок барский, на сеновале зачатый, среди навоза и скота рожденный. Будь я Митрием, давно б его уже на место поставил. Проучил бы кнутом так, чтоб шкура лоскутами свисала. Тоже мне, Волк засратый…

– Тише ты. Вон он к нам идет. Не иначе снова морали читать станет.

– Сыт я по горло его нравоучениями. Кажный раз, когда он хайло разевает, мне в него обоссанную тряпку сунуть хочется…

– Тихо. Молчим. Послушаем, что он на этот раз удумал.

В это время окольничий, пригнув голову, ступил под пушистые еловые ветви. Намокший плащ, покрывавший его плечи, парил во влажном воздухе. Сотканный из плотного крестьянского сукна, лишенный какой-либо вышивки, он был темно-серым, а не алым. Проведя ладонью по лицу, воевода стряхнул дождевые капли и оглядел молодцев.

– Где ваш атаман?

– А нам почем знать? Мы ближнему своему не стражи.

– Ага. В нашей компании кажный сам себе хозяин. Делает что хочет. Ни перед кем не отчитывается.

– Оно и видно, выучка с вас так и прет, – устало заметил Всеволод, глядя на развалившихся под