Последний менталист. Том 2 - Валентин Якимов

На щеках баронессы появился лёгкий румянец.

— Мне… Очень приятны ваши слова, барон. И мне очень жаль, что я сама в бою почти бесполезна. Хоть я и не принижаю собственных заслуг в координации обороны.

— Я узнал о вашем положении от бойца, которого вы послали за помощью. — сменил я тему. — Он погиб при исполнении приказа, нарвался на тварь в засаде. Я оставил его на дороге и уничтожил других прорвавшихся жуков.

Лица Марии и Павла, главы её стражи, озарили робкие улыбки.

— Спасибо вам, Ваше Благородие! — прижал мужчина ладонь к груди. — Спасибо, что не пустили этих выродков к нему. Я сейчас же отправлю кого-нибудь за телом.

— И его родне, — добавила девушка. — Отправь письмо и выплаты. А заодно заявление на выдачу погибшему Героя. Он ценой жизни выполнил приказ.

Пока бойцы разгребали завалы тел, хоронили павших и добивали по лесам остатки тварей, мы с Марией сидели за чудом уцелевшим столиком посреди разгромленной веранды.

Почему я, уничтожив Полководцев, не поспешил на помощь следующему соседу? Потому что было уже поздно. Пока я сражался, сестра сообщила о поступившем всем сигнале.

Род, оборонявший третий сектор, сообщил о разгроме и гибели. Твари прорвались. И чёртова продажная Гвардия наконец соизволила отправить в тот сектор спецконтингент.

Как быстро выяснилось, за прошедший день пал не только этот Род. Ещё двое баронов, на противоположной стороне Очага, не сумели сдержать прорыв. Те самые, которые предпочли проигнорировать моё послание.

А граф Тимошевич объявил о гибели своего младшего сына и уже потребовал ото всех трёхдневного траура. Кому гибель ребёнка, а кому — лишний повод усилить влияние и проверить соседей на лояльность.

Буря, собиравшаяся так долго, продлилась всего лишь с рассвета до вечера, всего четырнадцать часов. Но эти четырнадцать часов лишили Россию трёх баронских Родов, больше тысячи обученных бойцов, около двадцати Одарённых.

И это лишь по тем данным, которые всплыли в первые пару часов после завершения прорыва.

Всё это мы обсуждали со Стрельцовой. Что-то сообщала мне она, что-то — я ей, пересказывая слова Лены, льющиеся из наушника.

Как выяснилось, наша связь, усиленная Игорем и Катей, неплохо добивает даже сюда, в сердце соседнего сектора обороны.

— Господин барон… — замялась вдруг Мария, явно желая что-то спросить, но отчего-то опасалась. Впрочем, я уже «слышал» её вопрос, долго вертящийся у неё в голове.

— Хотите узнать, откуда мне было известно о предательстве Гвардии?

— Ну… Я не знаю, предательство ли это, но…

Я пожал плечами:

— Можете задать этот вопрос вон тем парням. — холодно кивнул я на несколько полусожранных тварями тел бойцов, которые как раз проносили мимо нас. — Уверен, им будет интересно поразмышлять о тонкостях определений.

Глаза девушки вспыхнули, щёки покраснели. Крепко сжав бледные пальцы, она тихо ответила:

— Я просто… Мне трудно принять реальность, в которой мы, маленькие Рода, один на один со стихией. В которой Гвардия, обязанная нам помогать в тяжёлых битвах, может просто бросить нас!

Какое-то время я молча смотрел на баронессу, размышляя о своём. Что-то мне подсказывает, что отец-генерал мало учил её тонкостям реальной жизни и реального управления.

С другой стороны, сплотить вокруг себя своих бойцов она сумела. Не знаю, чем столь юная девушка могла вселить желание сражаться до конца в прожжённых вояк, но она справилась. А значит, лучше будет, если она быстро научится правилам реальной жизни, выживет и станет моим союзником на ближайшее время.

Обучить политике можно даже обезьяну. А вот обладание природной харизмой и храбростью не каждому дано.

— Бароны, не говоря уже о нетитулованной знати, — негромко сказал наконец я. — Просто пешки. Мелкие разменные фигуры, существующие лишь для того, чтобы крупные игроки не утруждали себя контролем за каждым клочком пустой земли. Ну и, конечно, чтобы принимать на себя первые удары. Неважно, будет это удар очередного промышленного кризиса, или удар мутировавших тварей.

— Но мой отец тоже был бароном. — не глядя на меня ответила она. — И дослужился до генерала разведвойск. И немало других детей баронских родов возвышались…

— Были возвышены. — поправил я её. — Потому что образование им дадут их родители, и Империи не придётся себя этим утруждать. А вот идти им особо некуда — либо до смерти тащить свой клочок земли, также вбухав всё, что есть, в образование уже своего ребёнка. Либо всего себя отдать служению государству и высшим Родам. Баронские Рода безвозмездно поставляют стране преданных воинов и чиновников, которым некуда идти, но которые всё равно чувствуют себя знатью.

Дальше мы эту тему развивать не стали. Меня мало волнует политика отсталых миров, а Мария вновь бросила взгляд на сложенные штабелем тела и окончательно утратила силы.

— Держитесь. — положил я свои ладони на её и посмотрел в светлые усталые глаза. — И не думайте больше пускать на свою землю всяких «сторонних наблюдателей». Держу пари — нас ещё к наградам каким-нибудь скоро представят! Не верьте этим наградам. До встречи. Вскоре мне нужно будет ещё кое-что с вами обсудить.

Я поспешил убрать ладони — слишком они оказались горячими от переполняющей меня силы. Не хватало ещё оставить Марии ожоги. Молча встав из-за стола, я также молча направился на выход. Для разговора, который я хочу завести с баронессой и для предложения, которое хочу ей сделать, ещё не время.

Никто меня не задержал, разумеется. Выйдя за ворота поместья, намертво заклинившие от таранного удара огромного жука-носорога, я вздохнул и побрёл вперёд пешком.

Ефим уже выехал мне навстречу — ни о каких полётах сейчас и речи не идёт. Всё тело трясёт и жжёт огнём изнутри, даже кожа на руках едва заметно тлеет. Боюсь, завтра я не сумею даже встать с постели.

Но разум уже работал вовсю, перегоняя энергию по всему телу, тренируя и расширяя нужные каналы, некоторые — буквально разрывая и пересобирая заново. Я отнюдь не желторотый юнец, дорвавшийся до силы. Я умею справляться с переизбытком энергии и обращать его в пользу.

Я огляделся по сторонам. Вдоль дороги тянулись редкие древесные насаждения, сквозь которые виднелась холмистая степь. Вечерний воздух пах августовским разнотравьем и влажным асфальтом после дождя.

Даже тяжёлый запах крови и смерти почти улетучился, и лишь в ментальном плане я неизбежно слышал повисшую над этими местами тревогу.

Не