Моя чужая новая жизнь - Anestezya

— Продолжай.

— Да не бил я её, только водой окатил, — а глаза-то у него бегают, неужели врёт?

— Подумай ещё раз. Я последний раз предлагаю тебе сказать правду, потом даже твой отец не спасёт тебя.

— Пощёчину дал, и пару раз пнул, — нехотя добавил Хольман. — Но от этого подохнуть она не могла…

— Достаточно! — штурмбаннфюрер обернулся ко мне. — Уберите его отсюда!

Кребс словно ждал моих указаний — видно далеко не отходил. Также я заметил Фридхельма. Скорее всего он уже в курсе, что произошло. Глядя, как Кребс уводит Хольмана, я чувствовал облегчение, что виновна оказалась не Эрин, но что-то всё же не давало мне покоя. Возможно то, с какой лёгкостью она меняла личины, если того требовали обстоятельства. Возможно то, что по-прежнему остро реагировала на любую жестокость, которую проявляли к русским. Что это? Обычная женская мягкосердечность, или она сочувствует им, потому что в её венах течёт такая же кровь?

— Герр Штейнбреннер сказал, я могу идти, — услышал я за спиной.

При мысли, что мы оба ходили по краю, пытаясь обмануть штурмбаннфюрера СС, мне опять стало дурно.

— Не хочу даже думать, что Хольман мог оказаться в чём-то прав, — пробормотал я.

В её глазах вспыхнул бунтарский огонёк, и она ответила с привычной иронией:

— Хотя бы ты не тупи. Если бы он был прав, я бы вас всех по-тихому траванула ещё зимой, и никто бы ни о чём не узнал.

— Иди уже, отравительница, — бесполезно говорить ей, что в военное время за такие шутки можно загреметь под следствие.

Она настолько уверена, что я ничего ей не сделаю, что бессовестно пользуется этим. Попробовала бы она так разговаривать с Файглем или тем же Штейнбреннером. Фридхельм обнял её, видимо расспрашивая, что случилось. Что ж, ради спокойствия в его глазах я скорее всего ещё не раз буду защищать эту девицу. Фридхельм бы сделал тоже самое. Даже окажись моя девушка еврейкой или сбежавшей из лагеря преступницей, он бы был на моей стороне до конца. Я в этом уверен.

— Что скажете? — без предисловий спросил Штейнбреннер, едва я вернулся в штаб.

— По-моему, тут всё ясно. Хольман настолько хотел повыгоднее жениться, что даже не удосужился проверить, откуда невеста и кто её родители.

— Но вы же тщательно проверили её биографию? — уточнил штурмбаннфюрер и кивнул в сторону окна. — Всё-таки эта девушка, возможно, войдёт в вашу семью.

— Конечно проверил, — как можно увереннее ответил я.

Как там говорится — семь бед, один ответ.

— Теперь по поводу русской. Вы же понимаете, что это практически нарушение прямого приказа. У вас есть предположения, почему мальчишка осмелился на такое?

— Я кое-что слышал. Думаю, при необходимости можно будет расспросить ещё раз парней, — пришлось пересказать слухи, что ходили по поводу личной вендетты Хольмана.

— Избалованный мальчишка, — поморщился Штейнбреннер. — Я на многое могу смотреть сквозь пальцы, у всех есть потребности, но это не должно идти вразрез с нашим делом.

— Безусловно, — кивнул я. — Тут дело ясное, нужно передать его на рассмотрение в военный суд. — Я поеду с вами. Посмотрим, что можно сделать, — он тяжело вздохнул. — Отца его жаль. Не представляю, как он переживёт такой позор.

* * *

На следующий день я передал дело Хольмана в городскую комендатуру. Обычно стараюсь лично делать выговор своим солдатам и не доводить дело до трибунала, но его выходки были настолько омерзительны, что я и не пытался как-то его оправдать. Всё, что я хотел, чтобы оставшиеся несколько дней прошли без всяких происшествий и мы наконец-то покинули эту деревню.

— Герр штурмбаннфюрер, Альфред и Рольф пропали, — обеспокоенно доложил Конрад.

— Что значит пропали? — Штейнбреннер нехотя оторвался от карты. — Я отправил их прочесать восточный периметр, может, они всё ещё на задании.

— Но их нет более двенадцати часов, — осмелился возразить он.

— Возможно, им требуется помощь.

— Хорошо, возьми Эриха и узнайте, почему они задерживаются.

Парни вернулись довольно быстро. Конрад обычно спокойный, собранный взволнованно ворвался в штаб:

— Мы нашли их, но вы должны сами увидеть это, — Штейнбреннер, выругавшись, быстро поднялся, и я вышел следом. — Сначала мы увидели брошенный мотоцикл, а потом…

Его солдат скорее всего выловили партизаны. У Альфреда было перерезано горло, а другого примитивно зарубили топором.

— Их повесили недалеко от дороги, — пробормотал Штейнбреннер и сорвал картонку, которую прицепили на шею убитого. — «Смерть немецким оккупантам», — прошипел он и брезгливо отбросил её. — Они ещё пожалеют. Я раз и навсегда отучу их поднимать руку на немецких солдат.

Я промолчал о своих догадках, но скорее всего русские мстили нам за убитую партизанку. Штейнбреннер приказал повесить её тело прямо на площади у колодца и запретил хоронить. Вспомнив обезображенное лицо девушки, я невольно подумал, что на наше счастье русские не отвечают такими же методами.

— Я готов предоставить вам людей и еще раз прочесать ближайшую округу, — предложил я. — Они ведь люди, а не призраки, наверняка прячутся где-то неподалёку.

— Благодарю, Вильгельм, но лучше занимайтесь подготовкой к отъезду. Я заберу из города своих ребят, и мы наведём здесь порядок.

Я считал, что обладаю достаточно сильной выдержкой, но до штурмбаннфюрера конечно же мне далеко. Его гнев выдавали лишь хищно прищуренный взгляд, да сжатые в одну линию губы.

Я ожидал новой волны допросов и обысков, но на следующий день Штейнбреннер приказал солдатам привести всех жителей в сельскую библиотеку. Прежде чем я догадался, что происходит, на меня обрушились просьбы вмешаться.

— Герр обер-лейтенант, что с ними хотят сделать? Возможно, есть и виновные, но не все же, — Кох умоляюще смотрел на меня. — Хельга точно не виновата. Она не поддерживает коммунистов, я уверен. Отпустите её.

— Успокойся, операцией по поимке партизан командует герр штурмбаннфюрер. Ему и разбираться кто виновен, а кто нет.

Ещё один идиот, потерявший голову из-за женских прелестей! Я слышал, что парни посмеивались, мол он хочет забрать с собой русскую девушку, но не думал, что это всё всерьёз. Если каждый солдат начнёт заводить походную семью, у нас будет не казарма, а бардак. Хватит с меня