Моя чужая новая жизнь - Anestezya

— Если сумеешь меня впечатлить, я возможно закрою глаза и позволю тебе сбежать. Хотя бы получишь шанс, — Хольман, видя мои колебания, нагло облапил меня за талию и притиснул ближе. — Маленький аванс, чтобы скрепить нашу сделку.

Вот же озабоченный говнюк! Готов завалить меня прямо в ближайших кустах. Ну, нет, на такое я не подписывалась!

— А ну убрал руки, — прошипела я, с силой толкнув его в грудь. — Мне плевать, что ты и кому скажешь!

— Сучка, — Хольман схватил меня за руку, едва не вывернув её, и, протащив за угол, приложил об стену. — В твоих же интересах перестать ломаться, или хочешь оказаться на месте этой девки, что сейчас подыхает в сарае?

Блядь, мне бы как-то освободиться, но с виду довольно тщедушный мальчишка на удивление крепко прижал мои руки, заодно лишив возможности добраться до ольстры.

— А знаешь, я пожалуй поимею тебя прямо здесь, — он рванул верхние пуговицы моей блузки, и тут же жадно огладил обнажившуюся грудь. — Даже жалко портить такую красоту. Ты же видела, во что превратили эту девицу?

— Пусти! — Терять мне уже нечего, так что я со всей дури вцепилась ногтями в его рожу.

— Ах ты, дрянь! — Хольман ответил мне довольно увесистой затрещиной, замер, тяжело дыша, недоверчиво провёл рукой по щеке, размазывая выступившую кровь, и злобно прищурился. — Ты об этом ещё пожалеешь…

— Ты что творишь, придурок? — кто-то с силой оттолкнул его в сторону. — Совсем сдурел?

— Можно подумать, ты не хотел отбить её у Винтера, — криво усмехнулся Хольман.

Меньше всего я ожидала, что моим спасителем окажется Шнайдер. Впрочем, я рано радуюсь. У него действительно со мной давние счёты. А если эти сволочи сейчас между собой договорятся и сдадут меня Штейнбреннеру после того, как устроят мне групповушку?

— А ну заткнись! — Шнайдер двинул ему под дых, и Хольман, согнувшись, осел по стеночке.

— Она предательница, морочит вам всем головы, — придушено прохрипел он.

Я медленно стала продвигаться вдоль стенки, надеясь, что пока они разберутся что к чему, я успею скрыться хоть куда-нибудь.

— Что здесь происходит? — бдительный Кребс как всегда «вовремя».

Да что же у меня вечно всё так по-дебильному?

— Этот ублюдок напал на неё, — Шнайдер вздёрнул за шкирку хольмановскую тушку. — Чуть не изнасиловал прямо здесь.

— Эрин? — Кребс в шоке уставился на меня.

Ну да, выгляжу как есть жертва. Пару пуговиц на блузке этот урод выдрал с мясом, волосы всклокочены, щека до сих пор ноет от пощёчины. При мысли, что это ещё цветочки и я запросто могу оказаться на месте Наташи, я судорожно всхлипнула.

— Герр фельдфебель, я узнал, что она не та, за кого себя выдаёт, — продолжал бубнить Хольман. — Она предательница…

— Молчать! Обер-лейтенант разберётся, а ты лучше готовься, что придётся отвечать за свои действия, позорящие честь солдата Вермахта, — отрезал фельдфебель. — Шнайдер, запри пока его где-нибудь.

Что мне делать, что-о-о? Надо было всё-таки валить Хольмана, а теперь всё, поздно. Эффектно, как в боевиках угрохать всех троих я не смогу, у Кребса реакция явно получше моей будет. Остаётся только выстрелить себе в висок, но… Сколько бы я ни ныла, что такая жизнь хуже любого кошмара, помирать-то мне тоже не хотелось.

— Пойдём, я провожу тебя в штаб, — Кребс подхватил меня под руку и нахмурился, всмотревшись в моё перекошенное от «счастья» лицо. — Он тебя ударил?

Я смогла только кивнуть. Паника сдавила спазмом горло. Пока я тянула кота за яйца, не решаясь выпилиться, момент упущен. Если сейчас начну трепыхаться, утоплю себя окончательно, целиком и полностью подтверждая слова Хольмана.

— Ну-ка глотни, — Кребс протянул мне фляжку и покачал головой. — Не переживай, такого больше не повторится. Расскажешь, как всё было, обер-лейтенанту, он разберётся.

Навешать Вилли в очередной раз лапши на уши может бы и получилось, но, а если там до сих пор сидит Штейнбреннер? Тогда всё, без вариантов. Меня ждёт просто загробный пиздец.

Глава 40 Отведи меня туда, где не болит. Где чувства картечь, там, где ты ‒ мой меч.

Вильгельм

На войне никогда не бывает всё гладко, но в последнее время у нас творится чёрте что. Началось всё с того, что пару недель назад сюда прибыл отряд СС. И как назло именно тот, с которым я уже имел несчастье сталкиваться в Ершово. Файгль не стал мешаться. Забрал солдат и отбыл чуть раньше чем планировалось, а меня оставили «оказывать помощь и содействие». У меня нет права перебирать, с кем я хочу работать, а с кем нет, но будь моя воля, я бы никогда не согласился вот так на «птичьих правах» делить деревню с Штейнбреннером. Этому высокомерному снобу видимо доставляло удовольствие тыкать меня носом в малейшие промахи, а промахов хватало. Во-первых, наши солдаты умудрились чуть ли не передраться из-за местных девушек. Во-вторых, Эрин опять попыталась поднять бунт. Не то, чтобы она была совсем уж неправа. Солдаты Штейнбреннера вели себя действительно безобразно — издевались даже над детьми, но отказываться допросить пойманную партизанку — это уже перебор. Я давно замечал, что она старается избегать таких заданий. Согласен, это бывает морально тяжело, ведь зачастую допрашиваемые тяжело ранены или избиты, как в случае с этой девушкой. Учитывая, что Эрин, можно сказать, вынужденно попала на фронт, такая принципиальность тоже вполне понятна. Но я всё чаще задумываюсь, может, она не воспринимает русских как врагов из-за своего происхождения? Правда тут же стараюсь гнать эти сомнения подальше, ведь иначе можно додуматься до чего угодно.

А пока что приходится быть «злобным чудовищем». Именно это я прочитал в её глазах, когда отправил на допрос. И Фридхельм туда же — мало того, что замучил меня бесконечными вопросами, что произошло в госпитале, сейчас снова смотрит с упрёком.

— Почему её отправили на допрос, ведь штурмбаннфюрер прекрасно знает русский?

— А ты попробуй высказать это ему, — усмехнулся я. — Фридхельм, я и так делаю, что могу.

Это была правда. Я пытался убедить Штейнбреннера, что Эрин не тянет ни на актрису, ни на шпионку, но разве с ним поспоришь? Попробуй настаивать