Фермер людей - Эдуард Сероусов

задающий вопросов. И мы хотели узнать, сможет ли даже такой человек, как вы, быть… обращенным. Сможет ли единица, специально обученная манипуляциям, заставить вас поверить в её человечность настолько, что вы пойдете против всего, во что верили.

Она улыбнулась.

– И она справилась блестяще. Лучше, чем мы ожидали.

Джон чувствовал, как гнев пробивается сквозь туман препарата.

– Это ложь. Всё это ложь. Ева не манипулировала мной. Она показала мне правду.

– "Правду", – Хаффман сделала пальцами кавычки в воздухе. – Избирательную правду, смешанную с тщательно продуманной ложью. Да, единицы, прошедшие когнитивную реверсию, действительно существуют. Да, они обладают человеческим интеллектом и самосознанием. Но они невероятно редки – один случай на миллион, а не на десять тысяч, как она вам сказала. И они не результат случайной мутации, а продукт целенаправленных экспериментов.

Она наклонилась ближе.

– Ева была создана, чтобы найти таких, как вы. Фермеров с потенциальной склонностью к сочувствию. С скрытыми сомнениями в системе. Она была обучена говорить именно то, что вы хотели услышать. Показывать именно те эмоции, которые могли бы затронуть вас.

– Нет, – Джон покачал головой, несмотря на головокружение. – Я видел её глаза. Слышал её голос. Это было настоящим.

– Конечно, настоящим, – кивнула Хаффман. – В этом весь смысл. Она действительно чувствовала то, что показывала вам. Она действительно мечтала о свободе. Но её цель, её задача состояла в том, чтобы заставить вас помочь ей бежать. Чтобы вы привели её прямо к "Человеческому Фактору", который на самом деле является нашей операцией. Это был план с самого начала.

Джон чувствовал, как мир рушится вокруг него. Всё, во что он верил в последние недели, всё, ради чего рисковал… было ложью? Манипуляцией? Частью какого-то корпоративного эксперимента?

– Я не верю вам, – сказал он наконец.

– Конечно, не верите, – Хаффман выпрямилась. – И это хорошо. Это показывает, насколько эффективной была Ева. Настолько эффективной, что даже сейчас, зная правду, вы всё еще верите в её искренность.

Она кивнула медикам.

– На сегодня достаточно. Дайте ему время… обдумать то, что он узнал. Завтра мы продолжим.

Медики ввели Джону еще один препарат, и мир начал меркнуть. Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, было лицо Хаффман, наблюдающей за ним с клиническим интересом.

Джон проснулся в своей камере несколько часов спустя. Голова болела, во рту пересохло, всё тело ощущалось тяжелым и неповоротливым – последствия препаратов. Но хуже физического дискомфорта было смятение в его мыслях.

Могла ли Хаффман говорить правду? Была ли Ева частью эксперимента? Был ли он сам подопытным в каком-то извращенном корпоративном тесте?

Нет. Он отказывался в это верить. Он вспомнил глаза Евы, полные искренней надежды. Её голос, когда она рассказывала о своей жизни в питомнике. Тепло её руки, когда она коснулась его в знак благодарности. Это не могло быть подделкой. Не могло быть просто результатом тренировки или программирования.

Хаффман лгала. Она пыталась сломить его, заставить сомневаться в единственной истине, которую он наконец увидел. В человечности единиц. В преступности системы.

Но что, если видео было настоящим? Что, если Ева и другие действительно попали в руки корпорации? Эта мысль была невыносимой.

Джон сел на койке, пытаясь собраться с мыслями. Он должен был оставаться сильным. Должен был противостоять манипуляциям Хаффман и её команды. Даже если Ева действительно была поймана, он не мог позволить её жертве оказаться напрасной.

Дверь камеры открылась, и вошел охранник с подносом пищи. Простая еда – какая-то каша, кусок хлеба, стакан воды. Охранник поставил поднос на небольшой выступ, служивший столом, и повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – сказал Джон. – Какой сегодня день?

Охранник помедлил, затем ответил:

– Четверг.

Это означало, что с момента побега прошло уже три дня. Три дня, которые казались вечностью.

– Спасибо, – кивнул Джон.

Охранник снова повернулся к двери, но затем неожиданно остановился и быстрым движением положил что-то рядом с подносом. Маленький бумажный пакетик.

– От доктора Праймер, – тихо сказал он и быстро вышел, закрыв за собой дверь.

Джон замер. Доктор Сьюзан Праймер, корпоративный ветеринар-генетик, которая регулярно посещала ферму. Та самая, которая осматривала Еву и, казалось, что-то заподозрила, но промолчала.

Он осторожно взял пакетик и открыл его. Внутри был маленький металлический диск – накопитель данных, размером с монету. И записка, написанная мелким, аккуратным почерком: "Правда. Используйте с осторожностью."

Джон посмотрел на диск с удивлением. Что это могло значить? Какую правду хотела передать ему доктор Праймер? И как он мог использовать этот диск, находясь в камере, без доступа к компьютеру или любому другому устройству для чтения данных?

Но сам факт, что кто-то из корпорации, кто-то, кого он едва знал, рисковал своей карьерой и, возможно, жизнью, чтобы передать ему это… это давало надежду. Это означало, что не все верили официальной версии. Что где-то внутри системы были люди, видящие правду и готовые действовать.

Джон спрятал диск в подкладке своей рубашки, где его было трудно обнаружить при обычном обыске. Затем съел пищу, которая была безвкусной, но питательной. Ему нужны были силы для того, что ждало впереди.

Вечером его снова привели в комнату с креслом и нейросканером. Хаффман ждала его, просматривая какие-то данные на планшете.

– Мистер Слотер, – поприветствовала она его. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули. У нас сегодня насыщенная программа.

Джон молчал, глядя на неё с неприязнью.

– О, не смотрите на меня так, – улыбнулась Хаффман. – Я просто делаю свою работу. Как и вы делали свою все эти годы.

– Моя работа не включала ложь и манипуляции, – ответил Джон.

– Нет? – Хаффман подняла бровь. – А как насчет всех тех единиц, которым вы говорили, что всё будет хорошо, перед тем как отправить их на сбор? Как насчет эвфемизмов, которые вы использовали – "собрать" вместо "убить", "единица" вместо "человек"? Разве это не манипуляции? Не ложь самому себе?

Джон не ответил. В её словах была доля правды, но он не собирался давать ей удовлетворение от признания этого.

– Неважно, – продолжила Хаффман. – Сегодня мы хотим попробовать нечто новое. Нечто более… непосредственное, чем химические стимуляторы правдивости.

Она кивнула медикам, и те начали подготавливать какое-то сложное оборудование, подключенное к нейросканеру.

– Это нейрографический интерфейс, – объяснила Хаффман. – Он позволяет нам не только считывать активность вашего мозга, но и стимулировать определенные участки. Вызывать конкретные воспоминания. Усиливать или подавлять эмоциональные реакции.

Джон почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это звучало как нечто из научно-фантастического фильма, но учитывая, как далеко зашла корпорация в своих экспериментах с единицами, он не сомневался, что технология реальна.

– Зачем? – спросил он. – Вы уже знаете всё,