Барон фон дер Зайцев – 2 - Андрей Готлибович Шопперт

— Но как такое возможно аббатиса Елизавета очень почтенная женщина и не будет никого силой заставлять принять постриг, тем более это не делается сразу, сначала нужно…

— Ваша Елизавета била сама фрайфрау по лицу палкой. И заставляла бить Марию эту здоровую рыжую монашку. Я же рядом была, только связанная и всё видела и слышала, — захлёбываясь и переходя то на плачь, то на вой, рассказывала датская Мария.

— Но этого не может быть?!! — поднял руки к небу преподобный.

— Вот! — датчанка суну под нос святому отцу руки.

— Ни фига себе! — присвистнул Иоганн. Руки были на запястьях сине-красные со следами рубцов от скрученной верёвки.

— Нужно немедленно вернуться и я потребую от аббитисы объяснения…

— Стойте! — Иоганн ткнул пальцем в ворота собора, — У нас сейчас должна начаться аудиенция у архиепископа.

— Но фрайфрау? А ты хочешь пожаловаться архиепископу? — начал крутить головой преподобный Мартин переводя взгляд от двери на Марию.

— Нет, святой отец. Это может на месяцы затянуться, опять же рука руку моет. Мы сейчас пойдём к архиепископу и получим третьего опекуна…

— Но фрайфрау Мария?!!

— Вот она. Его Высокопреосвященство точно знает вас и точно запомнил меня, а ещё он запомнил Юргена с его синяками. А вот мачеху? Она стояла в сторонке вместе с вот этой Марией. Обе с покрытой платом головами, обе в почти одинаковых платьях. Одна правда выше на голову, но может он посчитал как раз высокой баронессу.

— Иоганн нельзя обманывать его Высокопреосвященство! — воскликнул фальцетом преподобный, народ вокруг заозирался.

— Тише святой отец. Никто обманывать не будет. Мы просто промолчим. Есть с нами женщина. Пусть считает, что это фрайфрау Мария. Она в прошлый раз в сторонке простояла и ни одного слова не произнесла, так же и сейчас простоит в стороне. Никто женщинам слова не давал и не будет давать. Женщины вообще не люди!

— Иоганн, в тебя опять вселился бес! Ну, хорошо. И что нам это даст? — Махнул в сердцах рукой преподобный Мартин, как бы смиряясь с предложением обуянного бесом.

— Будет решения архиепископа об опекунстве и пострижение Марии ничего не даст. Она не в праве распоряжаться будет баронством.

— А аббатиса пойдёт к архиепископу и скажет, что не могла Мария присутствовать в соборе, так как была в монастыре.

— Зачем? Опекун назначен. И архиепископ не станет отбирать у меня баронство. У меня при себе есть аргумент. Царь за меня слово скажет.

— Какой ещё царь?

— Кинг Лев.

Глава 11

Событие тридцать первое

Иоганн сунул тюфянчею Самсону большой свёрток, что вынес, прижимая к себе, из монастыря, и зашагал вслед за шмыгающей носом датчанкой и выпускающим пар из ушей от злости преподобным. Не, это не гипербола — это правда. На улице холодрыга, близко к нулю где-то, а от злости и стыда давление у святого отца поднялось, дыхание участилось, и температура тоже повысилась. Испарина выступила на висках. И она парила, а ещё выдыхал преподобный часто и головой при этом вертел. Так что от головы шёл пар. И если сзади идти, то создавалось ощущение, что то из одного, то из другого уха пар валит. Клубами прямо.

В свёртке книга. Она на греческом. Птолемей накарябал. Его знаменитый «Альмаге́ст» (лат. Almagest) или «Великое построение». Книга куплена самим братом Сильвестром, но отдана на хранение им в библиотеку монастыря Святой Екатерины. Или с концом передана, тут Иоганн не понял объяснения, но вроде бы монахи не имеют собственности. Ну и, уезжая на целый месяц, художник попросил святого отца Мартина изъять книгу у библиотекаря, мол, перечитывать буду в вашей глуши. Сходили они вдвоём с Иоганном к библиотекарю монастыря. Библиотека небольшая, и её хозяин заодно и элемозинарием (раздатчик милостыни) подрабатывает. Услышав незнакомое слово, парень потом у отца Мартина поинтересовался, мол чего за перец такой? Оказалось, вон чего. В заботы элемозинария входит обеспечивать едой неимущих. Делается это следующим образом: элемозинарий собирает остатки трапезы монахов и отдаёт бедным. Также существует во всех монастырях обычай: если монах умирает, то в течение тридцати дней после смерти его порцию еды и вина отдают нуждающимся. Объедают, блин, покойника. А он там в раю голодает. Нельзя же две порции получать одновременно, и там, и тут. Определяйся уж, или тут нектар с амброзией, либо там кашу подгорелую.

В общем, чуть не силой, но большущий фолиант птолемеевский забрали у элемозинария Гуго. Его, завёрнутого в старую, испачканную красками, рясу Сильвестра завернули и под задницу тюфянчею положили. А то эта Рига с её повадками, по локоть руку отгрызть, Иоганна пугать начинала.

Их встречал служка чуть постарше Иоганн. Узнал, переспросил, покачал, как большой, головой, увидев грязь на одежде у женщины высокой и тощей, и у пацана, с горящими нетерпением глазами.

— Его Высокопреосвященство примет вас в своём кабинете личном. Это в пристрое западном. Я вас провожу… святой отец, — на грязнуль больше не глядел правильный вьюнош.

Иоганн под мышкой картину держал со львом. Она не маленькая, вместе с рамой резной и тоже, кое где янтарём присыпанной, где-нибудь пятьдесят на семьдесят сантиметров. Картина завёрнута в новенькую холстину. Из имения привезли в куске парусины, и уже в монастыре прикупили большой кусок белой льняной материи. Теперь не стыдно будет разворачивать.

Архиепископ Иоганн тёзку узнал и с улыбкой перстень ткнул для поцелуя. Иван Фёдорович и у тёток-то никогда рук не целовал, а тут мужская и рыжей шерстью заросшая, ну, так себе удовольствие. Сделал вид, что приложился, не стал усугублять ситуацию, сообщая, что он, мать его, православный. Не место и не время.

— Жива ли лекарка та, что мази и отвары мне передала? — когда Иоганн выпрямился, начал с козырей архиепископ.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство. Вон, у преподобного Мартина корзинка, в ней новые мази и сборы трав с рецептами и инструкциями, как их применять. Я сам, Ваше Высокопреосвященство, с её слов записывал, так как теперь немного латынью владею. Готовлюсь к поступлению в Университет, изучаю латынь и греческий.

— Похвально. Мази волшебные. Очень мне помогли. Не ведьма ли их готовила? — и прыснуть изволил толстяк.

— Самая настоящая ведьма, Ваше Высокопреосвященство! Она эти мази