Врач из будущего. Подвиг - Андрей Корнеев

He-111, ведомая опытным обер-лейтенантом, вышла на боевой курс. Пилот видел внизу расплывчатые квадраты города, воронки от взрывов, и ничего более. Ни привычных сумасшедших перекрестий трасс, которыми встречали пикировщиков, ги сами батареи, ничего. «Русские спрятались, или у них кончились патроны», — мелькнула у него мысль.

В этот момент капитан Семёнов, следивший, как группа входит в зону одновременного поражения его тяжёлых батарей, нажал тангенту.

— «Орёл», «Сокол». По ведущим. Огонь!

С запада и востока от города, из тщательно замаскированных позиций в оврагах и ложных развалинах, ударили восемь 85-мм зенитных орудий 52-К (те самые, с эшелона) и шесть 76-мм зениток обр. 1938. Они работали будто на полигоне, ведя сосредоточенный огонь по заранее пристрелянным целям. Первые разрывы рванулись не в строю бомбардировщиков, а впереди них, создавая сплошную стену из стали и огня.

Для немецких пилотов это было как удар об стену. Их вдруг встретил адский ливень. Ведущий He-111 вздрогнул, будто споткнулся, и из его правого двигателя вырвался густой чёрный шлейф. Секунда — и весь бомбардировщик, не сбросив ни одной бомбы, клюнул носом и, разваливаясь на части, понёсся к земле, оставляя за собой жирный след дыма.

— Mein Gott! Flak! Schwere Flak*! — закричал кто-то в эфире, и стройный порядок мгновенно распался. Бомбардировщики, сбрасывая бомбы куда попало, чтобы облегчить бомболюки, начали отчаянные противо-зенитные манёвры.

Mein Gott! Flak! Schwere Flak*! — Боже мой! Зенитный! Тяжелая зенитная артиллерия! (перевод)

10:55. «Мессеры», летевшие выше, прореагировали мгновенно. Их командир, видя панику, приказал:

— Jagdstaffel*, атакуем зенитные позиции! За мной! — Немцы были кем угодно, подонками, нацистами, но трусами их назвать было нельзя и воевать они умели…

Jagdstaffel* — эскадрилья истребителей.

Семёрка Bf-109, как стая ястребов, пикировала вниз, намечая себе цели — демаскировавшие себя вспышками выстрелов батареи. Они были уверены в себе. Один заход — и русские зенитчики будут перебиты.

Они не знали, что попали в ловушку…

— Пулемётным расчётам! По истребителям! Огонь на поражение! — скомандовал Семёнов.

Земля неожиданно ожила. Сотни пулемётных стволов, до этого молчавшие, выплюнули вверх сходящиеся веера трассирующих пуль. Это была не стрельба, это был расстрел, один сплошной стальной шторм. Воздух на высотах до тысячи метров стал кипеть от свинца. Первый же «мессер», попытавшийся зайти на батарею, был прошит сразу с трёх сторон. Он закрутился волчком и врезался в поле, не успев даже выровняться. Второй, получив очередь в бензобак, вспыхнул ярким факелом.

Немецкие лётчики ошалели. Они ждали редких, неточных очередей, а их встретил сплошной, управляемый огненный ливень. Пилоты рванули ручки на себя, пытаясь выйти из этой мясорубки, но некоторым было слишком поздно они были на слишком низкой высоте. Ещё один Bf-109, пойманный в перекрёстье сразу двух установок, разлетелся в облаке взрыва на обломки.

10:58. Над полем боя воцарился хаос. Два He-111, объятые пламенем, тянули к земле. Ещё один, с оторванным крылом, падал, вращаясь. Остальные бомбардировщики, беспорядочно сбросив смертоносный груз на свои же передовые позиции (оглушительные взрывы донеслись с запада), дали полный газ и, прижимаясь к земле, удирали на запад. «Мессеры», потеряв три машины за минуту, также вышли из боя, рассыпавшись и набирая высоту.

Всего шесть минут. С момента первого выстрела до момента, когда последний немецкий самолёт скрылся за горизонтом.

11:05. Штаб обороны.

Морозов, наблюдавший за боем с того же КП, опустил бинокль. Его лицо было каменным.

— Итог? — спросил он, не оборачиваясь.

Капитан Семёнов, бледный от адреналина, но собранный, сверялся с только что поступившими донесениями.

— Товарищ полковник. По предварительным данным:

Сбито: четыре He-111, три Bf-109. Ещё два «Хейнкеля» ушли со шлейфами, дотянут ли до аэродрома — вопрос.

Наши потери: одна 76-мм пушка повреждена осколком бомбы, расчёт — двое легкораненых. Один пулемётный расчёт уничтожен прямым попаданием 20-мм снаряда с «мессера»… все погибли. Бомбы противника упали в основном в нейтральной полосе и на их же переднем крае. Ущерба городу и основным позициям нет.

Морозов кивнул, не было ни тени ликования. Погиб расчёт пулеметной установки статистика войны, чьи-то перечеркнутые судьбы…

— Хорошо работали. Похоронить своих с почестями. Представь отличившихся к наградам. А этих… — он мотнул головой в сторону запада, где над лесом висели два чёрных столба дыма, не хоронить собаке собачья смерть.

Он повернулся к ожидавшему связисту.

— Передать полковнику Носову: «Небо чистое. Погода для прогулки благоприятствует. Начало — по плану». И передать всем командирам секторов: с этого момента — полная готовность номер один. Немцы сейчас будут чесать затылки и листать уставы. У нас есть не больше суток, пока они не придумают, что делать дальше, используем их.

В штабе 8-го авиакорпуса Люфтваффе через час будет лежать радиограмма: " Эскадрилья KG-53. Отчёт о вылете на подавление ПВО в районе Белосток. Задание не выполнено. Встречены организованным огнём тяжёлой и лёгкой зенитной артиллерии необычной плотности. Потеряно 4 He-111 и 3 Bf-109. Ещё 2 He-111 тяжело повреждены. Рекомендую присвоить району наивысший приоритет угрозы. Полётов на малых и средних высотах избегать. Требуется дополнительная разведка и пересмотр планов нейтрализации объекта."

Именно этой паузой, этим запросом «на пересмотр», Морозов и собирался воспользоваться по-полной.

7 июля 1941 года, 11:20. Штаб обороны Белостока.

Алексей Морозов, полковник НКВД, стоял у карты, не отрывая взгляда от жирной синей дуги, сжимавшей город.

— Доложили, — сухо сказал начальник штаба, положив перед ним свежую сводку ПВО. — Семь сбитых подтверждено. Два «хейнкеля» дымят, едва тянут. Их истребители получили по зубам. Небо над городом — наше, на время наше. — уточнил он…

— На время, — повторил Морозов, и в его голосе прозвучала сталь. — Значит, их артиллерийские корректировщики ослепли. Значит, их пикировщики не сунутся без прикрытия. Значит, у немецкой пехоты за спиной пустота. — Он ударил кулаком по карте, по синей дуге. — Это не пауза — это окно. И мы в него войдем.

Он обернулся к собравшимся командирам. Лица — усталые, невыспавшиеся, но не сленный взгляд горел в их глазах. В их душах была та же ярость, что копилась в городе с первых сожженных немцами деревень.

— Операция «Молот» начинается сейчас, — голос Морозова резал тишину, как стеклорез. — Пока они чешут затылки и пишут отчёты о «необъяснимых потерях», мы ударим. Цель — не прорыв ради прорыва. Цель — пленные наши советские граждане и их свобода. — Он ткнул пальцем в отметки дулагов. — Там наши, их не кормят, не оказывают медицинской помощи. Наших сестёр… — он сделал едва заметную паузу, и по залу пронёсся низкий, звериный гул, — … там насилуют и выбрасывают, как тряпки. Каждый час там — смерть. Мы вырвем этих людей у европейских