Кровь в его жилах - Татьяна Лаас

Мишка осуществил-таки свою мечту. В шкафу нагло висели, кроме её обычных вещей, две новые шинели — осенняя и зимняя, два мундира, несколько новых, сияющих белизной даже в вечерних сумерках, шелковых блузок… Это стало неприятным сюрпризом. Пальцы с силой сжали ручку шкафа. Отчаянно захотелось ругаться. Миша в своей заботе какой-то отчаянно непробиваемый. Как там князь Волков говорил? Семейное упрямство Рюриков. Прям упертость какая-то!

Да, Светлана знала, что Миша в курсе, в каком ателье она отшивает свою одежду. Да, она знала, что всё в этом мире продается и покупается, что уж говорить про мерки какой-то госпожи Богомиловой. Жаль, ателье теперь придется менять, Светлану там все устраивало: и цены, и качество, и порядочность швей. Только у всего есть цена — видно Мишка достаточно предложил, чтобы её мерки продали. Что ж, хорошо, что деньги у Светланы скоро будут — она вернет все до копейки княжичу. Только её репутацию уже, пожалуй, не спасти. Думать о том, что говорят про Светлану в городе, не хотелось. Демьян, ловец слухов у Громова, оказался чудесно тактичен, что ничего ей не поведал о ней самой.

Светлана, в страхе заглядывая в бельевые ящики, обнаружила, что мозги у Мишки все же были: белье и чулки он ей покупать не стал. Это не могло не радовать. Может, потому Мишка и отсиживался в своем Зерновом, чтобы Светлана успокоилась и смирилась с его подарками. Он же не знает, что для неё расстояния не преграда. Она заставила себя успокоиться и быстро оделась — только простыть из-за холода не хватало.

Накинув на плечи старую шинель, приехавшую с ней сюда еще из Москвы, Светлана достала из шкатулки ожерелье и принялась быстро уничтожать защитные эфирные плетения. Стоимость ожерелья без них сильно упадет в цене, но так безопаснее. Она огнем расплавила замочек, уничтожая злосчастную надпись о Великой княжне. Вот и все. Ожерелье можно смело продавать. Она еще раз прошлась пальцами по до боли знакомым жемчужинам — прошлась и ничего не почувствовала. Жалко не было: это ожерелье — подделка, это не последняя ниточка, что связывала её с семьей и прошлым. Последнюю нить у неё нагло украли Волковы и Дмитрий, и её уже не вернуть. То ожерелье лежит в семейном склепе Рюриковичей, храня тайну Великой княжны Елизаветы и оберегая её свободу. Справедливость никогда не коснется той убитой девушки, чье имя так и осталось неизвестным, потому что её никто не искал. Её родные, если и живы, а не были выпиты Дмитрием, никогда не узнают, где она обрела последний покой. Это было неправильно, но ничего поделать с этим Светлана не могла. Она сунула ожерелье в карман, обулась, надела шинель и шапку. Пора в ювелирный магазин, пока он не закрылся.

Немного побаиваясь случайных встреч, жадных взглядов и шепотков за спиной, Светлана шагнула кромежем прямо из квартиры на Театральную площадь. Она была одной из центральных, где, кроме старого театра, располагались лучшие магазины и рестораны. Здесь всегда бурлила жизнь, даже в этот вечер, несмотря на нестихающий снегопад. Дворники в длинных тулупах изо всех сил расчищали тротуары, но их снова заносило белоснежным покрывалом, на котором гуляющие горожане тут же оставляли цепочки шагов, словно строчки истории Суходольска. Горели желтые электрические фонари, заливая светом площадь, гудели клаксонами магомобили, звонко кричали: «Но, пошла, залетная!» — извозчики, быстро отлавливая в замерзающей, с одинаковым щедрым морозным румянцем, веселой толпе клиентов и увозя их прочь — домой или дальше куда-нибудь развлекаться.

Ветер уносил куда-то к Идольменю неприятные ароматы города: угольную гарь, дым от магомобилей, вонь конских яблок, чьи-то невыносимо стойкие духи… Светлана на миг замерла в этой кутерьме — всего пары дней тишины больницы достаточно, чтобы окружающий мир казался немного безумным. Падал снег, крутился вокруг Светланы, и оказалось, что в окружающей толпе мало кто замечает её и уже тем более никто не тычет в неё пальцем. Даже торговки в огромных шубах, с платками, завязанными на груди крест на крест, были больше заняты своим замерзающим товаром: булками, пирожками, самоварами со сбитнем, — чем Светланой. Она вздохнула полной грудью морозный воздух, тут же пожалела об этом и спешно шагнула в тепло ювелирного магазина, чуть щурясь от слишком яркого освещения в салоне. Вдоль прилавков, сияющих украшениями, скучали несколько приказчиков, которым не было никакого дела до Светланы, пока она не достала из кармана свое ожерелье… Сделка прошла быстро и неожиданно гладко — Светлана получила на руки чек и немного наличности, выручив гораздо больше за жемчуга, чем надеялась. Мысль о том, что за месяц могли сильно подняться цены на все, а не только на украшения, она трусливо гнала прочь. Теперь, имея на руках деньги, можно было завернуть в галантерейный магазин Бендера — Светлане требовался новый корсет, ей еще полгода его из-за травмы носить.

К ресторанному крыльцу, расположенному через дорогу от ювелирного магазина, подъехал элегантный наемный экипаж. Из него быстро выскочил Александр и подал руку… Верочке. Та выпорхнула неземной феей, прижимая к груди букет белых астр. Огромный букет, на грани приличия — барышням дарят гораздо меньшего размера, они же не кафешантанные певички… Впрочем, с поправкой на то, что Александр впервые влюбился, можно было простить и не такую оплошность.

Демьян был неправ — может, сказывалась зимняя одежда, хотя короткая соболья шубка Лапшиной была скроена по фигуре и заканчивалась чуть ниже талии, но по Вере еще нескоро будет видно, что она в положении. Ни живота, ни неприятных пятен беременности на щеках, ни возможного измождения от того, что носит она нечеловеческое дитя. Не будь это Демьян, который непроверенные слухи не приносит, Светлана засомневалась бы, что Вера ждет ребенка. Может, Светлана неправа, и Вера ждет именно Сашиного ребенка? Она сама была примером того, что такое возможно. Тогда за Александра было вдвойне радостно. Он заслужил счастье. Она хотела шагнуть кромежем, чтобы не выдать своего присутствия в городе, но Саша уже заметил её даже через улицу и вежливо склонил голову в приветствии. Пришлось так же кивнуть ему в ответ. Верочка тут же обернулась на Светлану. Для Веры не было ни упыря, ни романа с Дмитрием, ни случайной встречи в коридоре больницы. Она не знала Светлану, и, наверное, лишь поэтому на её лице отразилось недоумение. Понять бы еще, откуда взялось презрение в её огромных, наивных, оленьих глазах и почему так скривились губы? Она не должна помнить Светлану. Не должна. Хотя Мише это не мешало изредка вспоминать стертые