Кровь в его жилах - Татьяна Лаас

кто-то, кто выдает себя за него? Телефонировала ему не сама Светлана. Ему телефонировала сиделка, которой могли дать не тот номер кристальника. Она могла связаться не с тем Матвеем. А вот потом Александр… Как быть с этим?

— Подмена звонков бывает? — растерянно спросила она, а в голове глупо звучало сказанное хриплым голосом: «Ли-за!»

Александр помрачнел:

— Не знаю. Не слышал о таком — уточню в опричнине. В любом случае пока продолжим искать артефакты подменной личины и пути передачи яда или зелья отсроченного действия через ресторан. И надо искать выходы на Юсуповых. Постараюсь привлечь опричный сыск к этому, хотя результат может оказаться так себе. Учтите, что сам Феликс Юсупов может быть в Суходольске под личной. Во всяком случае, если бы у меня была жена и дети, я бы поступил так. Пусть на Лазурном берегу кто-то кутит с любовницей — жена одна и на всю жизнь.

Светлана, не оставляя мысли о поддельном Матвее и отбрасывая в сторону мысли о возможной подмене Саши — это же совсем бред, — пробормотала:

— Думаете, он постарается выйти на меня?

— Может быть. И скорее всего под личиной

Она не выдержала — все слишком стало запутанно, Матвей вообще голову может потерять из-за этих игр с поддельными личностями:

— В свете предполагаемых игр с личинами… Я Вета. Это никто, кроме вас, не знает. Так вы всегда можете быть уверенными, что говорите именно со мной.

— Лёка, — понял её Александр. — Так зовут меня в семье. Только родители, даже не при слугах. Спасибо, что поверили в мой бред.

— В случае с Кротовым-Ивановым это не бред. Лучше заранее перестраховаться, чем потом выяснить, что рядом был кто-то иной. Матвей уже в тюрьме из-за этого. Небеса, я даже не знаю, как можно приструнить Юсуповых, если они постараются забрать из скита детей! Теперь Матвея нет, а где Феликс Юсупов — неясно. Я не знаю, как их остановить. Я не хочу, чтобы проклятье легло на невинное дитя. Матвею теперь не до поисков.

Александр мрачно сказал:

— Я узнавал о проклятье. Ему далеко не триста лет. Оно гораздо древнее. И оно… Светлана, оно неснимаемое. Это совершенно точно.

— Почему?

— Потому что Юсуповы ради выгоды на службе русскому царю поменяли веру. Если бы они искренне поверили в нового бога — проклятье не легло бы. Они же продались за золото и земли. Проклятье не снять. Но защищать детей Юсуповых я вам буду помогать — они совсем не виноваты в случившемся.

Глава восьмая

Светлана понимает, что Саша оберегает ее больше, чем нужно

Стоило Александру покинуть палату, как в неё ворвался разъяренный Авдеев, ругаясь на ходу:

— Это черт знает что! — Смотрел он при этом в коридор и рычал туда же. Ответ Александра, если он и был, Светлана не расслышала. Она грустно улыбнулась, понимая Гордея Ивановича: ему трудно пришлось за этот месяц в противостоянии с Волковыми и теперь вот Аксеновым. Князь Волков как на пустое место смотрит на тех, кто ниже его по чину. Авдеев для него, каким бы замечательным хирургом он не был, всего лишь пешка, на возмущение которой не стоит обращать внимания. Только Александра жаль — гнев Авдеева незаслуженно обрушился на него. Она повинилась перед хирургом:

— Простите, я неудобный пациент. — Светлана осторожно легла на кровати, готовясь к осмотру.

Авдеев буркнул в еще незакрытую дверь, опять специально оборачиваясь в коридор — кажется, сегодня не Сашин день:

— Это не вы неудобный пациент — это у нас власти предержащие сплошь идиоты! — Он с грохотом захлопнул дверь и решительно сел на стул возле кровати. Тот даже печально скрипнул ножками, обещая сломаться от такого обращения. Авдеев окинул Светлану внимательным взглядом, только гнев на жандармов еще бродил в нем. Хирург снова выругался: — черт знает что. Смотришь — вроде люди, а оказывается: мундир только на устав и надет!

— Гордей Иванович…

Мужчина сделал пару глубоких вдохов, пытаясь успокоиться:

— Простите, голубушка, виноват. Вы тут ни при чем, вы моя пациентка, к вам никаких претензий быть не может. Давайте-ка рассказывайте, как вы себя чувствуете. Тут, знаете ли, у вас остановка сердца была на фоне внезапного падения уровня сахара. А может, уровня надпочечниковых гормонов. Во всяком случае наши терапевты так считают: один — одно, другой — другое. Внутренние болезни — штука темная. Я же существо простое: разрезал, выкинул, что не нравится, и обратно зашил. Так…?

Светлана услышала главное: по мнению Авдеева и неизвестных докторов это могло быть и не покушение на убийство. Это надо хорошенько обдумать, только в тишине и покое. Это Александр как-то умудряется быстро, даже в шуме и гаме, выстраивать версии, причем довольно стройные. Она же до сих пор чувствовала, как мысли кипят и создают безумные, иногда и нереальные версии. Помнится, в прошлый раз, когда она так лихорадочно рассуждала, опознав свое ожерелье на убитой в Сосновском лесу, она до участия Громова в жертвоприношении дошла. Нет, сейчас Авдеев её осмотрит и тогда, оставшись одна, она все обдумает еще раз, медленно и методично. Стремительные выводы не для неё.

Гордей Иванович кашлянул, напоминая, что она так и не ответила на его вопрос. Светлана встрепенулась:

— Жива, здорова, все хорошо. Живот чуть болит при движении, но терпеть можно. Рекомендации помню: есть жидкое, сильно в ходьбе не упорствовать, выпишите, когда я стану уверенно ходить.

Авдеев рассмеялся, доставая из кармана медицинского халата фонендоскоп:

— Да вы сами себе врач уже, голубушка. Все верно. Вы только про корсет забыли. И диету уже можно расширять — скоро принесут ужин, постарайтесь его съесть весь, чтобы опять сахар не рухнул, а то господа служивые по кирпичикам нам тут больницу разнесут в поисках несуществующих врагов. Вчера из-за них и обысков вся больница встала: от нашего отделения до столовой. Чуть пациентов не оставили без обеда. Про завтрак я вообще молчу. У вас в палате жандармы вообще все под чистую вынесли. На экспертизу. Вас тоже унесли бы, будь их воля…

Светлана предпочла промолчать — все оказалось даже хуже, чем она думала. Аксенов тут всем задал жару. Теперь хотя бы ясно, почему пропал корсет и как она оказалась в больничной одежде. Светлана опустила одеяло вниз, позволяя Авдееву начать осмотр. Он послушал сердце, легкие, потом привычно помял живот, остался всем доволен, сказал,