Конан и Вольные стрелки - Валерий Федорович Евтушенко

Глава девятая

Конан — казацкий гетман

На берегах Запорожки люди селились издавна. Вначале это были в основном выходцы из гирканских племен, откочевавшие из внутренней Гиркании ближе к морю, но последние три-четыре столетия сюда стекались со всех стран Запада сервы и даже вилланы, убегавшие от притеснений баронов и других крупных феодалов. Беглецы снимались с насиженных мест зачастую вместе с семьями и, преодолев в поисках лучшей доли пустыни северного Иранистана, топкие болота южного берега Вилайета и отроги Ильбарских гор достигали этой земли обетованной, где не было ни графов, ни баронов, ни другой власти, кроме власти ими же избранного на общем сходе сельского старосты. По берегам Запорожки росли густые леса, поэтому недостатка в строительных материалах не было. Новые поселенцы, селившиеся ближе к верховьям реки, до порогов, которые пересекали Запорожку в среднем течении, строили дома, обрабатывали землю и выпасали скот. Многие промышляли сбором в лесу меда диких пчел, ловлей рыбы, в изобилии водившейся в Запорожке, заготовкой дичи и водоплавающей птицы.

Ниже порогов на островах, разбросанных ближе к устью, селились большей частью всякого рода разбойники и другой сброд, бежавший от преследования закона, а также молодые парни из местных поселений, предпочитавшие мирному труду разгульную жизнь разбойников. Со временем гирканцы стали называть их казаками, то есть бродягами, но туранцы под казаками подразумевали легкоконные формирования, вооруженные саблями, луками и пиками. Сами же казаки предпочитали называть себя охотниками за удачей и промышляли военными набегами на туранские города, не чураясь и обыкновенного разбоя. Казаки селились на островах, самым большим среди которых был остров Волчий. Он находился почти в устье Запорожки и насчитывал до двух тысяч шагов в поперечнике. Его северная часть поросла густым лесом, на востоке имелись обширные луга для выпаса коней и скота, а западная и южная стороны острова были выбраны казаками для жительства. Здесь был оборудован так называемый Круг, то есть большая площадь для собраний, вокруг которой было выстроено три десятка сооружений в виде огромных шалашей из пяти-шести высоких молодых деревьев, срубленных под корень и скрепленных между собой у вершин. Обтянутые конскими шкурами они были похожими на шатры, в которых размещались казаки. В этих шалашах, вмещавших сотню, а то и больше человек, вдоль стен стояли широкие лавки, устланные звериными шкурами, на которых казаки спали. В центре таких сооружений был длинный стол, за которым они обедали.

Поодаль стояли деревянный дом кошевого атамана, арсенал, где хранилось оружие, склад продуктов, фуража и других товаров.

Отсюда казаки в былые времена нередко совершали набеги на соседние гирканские племена к югу от Запорожки, но последние лет пятьдесят оставили своих соседей в покое, обратив внимание на Туран, вражда с которым у них усиливалась по мере того, как казаки на легких челнах, любовно прозванных «ласточками», пересекали Вилайет и совершали набеги на туранские города Самарру, Шанк, Акит и даже Аграпур. Освободив невольников, которых было множество на местных невольничьих рынках, они грабили местное население, предавали города пожарам и возвращались домой с богатой добычей. Туранцы пускались за ними в погоню, вторгались в устье Запорожки, разоряли Волчий остров, заставляя казаков уходить к ее верховьям. Когда туранцы уходили, казаки постепенно возвращались на острова и все повторялось. Для туранцев казаки создавали постоянную проблему, но борьба с ними не приносила желаемого результата — после нескольких спокойных годов, они опять выходили в море и грабили прибрежные туранские города.

Конан, неоднократно бывавший у казаков в бытность свою членом и предводителем Красного Братства все это хорошо знал и рассчитывал, что, если даже сейчас казаки ведут себя спокойно, то когда их численность достигнет четырех-пяти тысяч, они все равно отправятся в очередной морской поход, так как казак и война понятия неразрывно связанные между собой, без военной добычи казацкое товарищество не может существовать.

Солнце уже почти коснулось далекого горизонта над зеркальной гладью Вилайета, когда он подъехал к перевозу. Отсюда на пароме можно было добраться к острову Волчьему, который высился темной массой шагах в пятистах посреди реки. Но парома на месте не оказалось, скорее всего, он остался на острове. Помянув Нергала и всех демонов Преисподней, каких знал, Конан направил своего жеребца в воду и, придерживаясь рукой за седло, добрался вместе с ним вплавь к острову. Отряхнувшись, словно собака, от воды, он увидел, что паром действительно стоит у берега, а на нем спит пьяный паромщик. Выругавшись во все горло, мокрый и злой киммериец, держа коня под уздцы, направился к дому кошевого. Несколько встреченных им казаков посмотрели на него с явным удивлением, но молча прошли мимо, лишь бросив мимолетный взгляд на сердитое лицо и огромную фигуру киммерийца.

У Круга казаки занимались кто чем. Большинство лежало на траве, подстелив сермяги и грелись в лучах заходящего солнца, другие, голые по пояс, боролись друг с другом, подбадриваемые возгласами товарищей, многие просто слонялись без дела или стояли мелкими группами, обмениваясь последними новостями. На Конана никто не обратил особого внимания, хотя он и ловил на себе любопытные взгляды, а сам он никого из старых приятелей не приметил.

Привязав жеребца у коновязи, киммериец направился к дому кошевого атамана. Внутри царил полумрак, подслеповатое окошко после заката уже не пропускало много света. Лутай, широкоплечий казак с чубом, лихо закрученным вокруг уха, сидел за столом и при свете сальной свечи, писал что-то в толстом фолианте, периодически сверяясь с каким-то куском пергамента. Как понял Конан, он заносил в книгу данные о новобранцах. Рубаха на груди кошевого атамана была расстегнута, а суровое лицо иссечено морщинами и шрамами. Он был уже не молод, достиг того возраста, когда у людей появляются внуки и в его чубе, как и в вислых усах, уже поблескивали серебряные нити.

Заслышав, что отворилась дверь, он поднял голову и несколько мгновений всматривался в гигантскую фигуру вошедшего, пытаясь рассмотреть его лицо. Затем, приподнявшись над столом, неуверенно произнес:

— Киммериец?! Не может быть! Каким ветром тебя к нам занесло?

Он вышел из-за стола и они сжали друг друга в объятиях.

— Туранским ветром меня к вам занесло, брат! — сказал Конан, когда они устроились за столом. Рассказав кошевому о последних событиях своей жизни, он не стал скрывать, что рассчитывает с помощью казаков добраться до северо-западного берега Вилайета.

— Другого пути у меня нет, — добавил он в конце своего рассказа. — Как сам понимаешь, в Туране, Кофе и Заморе меня казнят без всякого суда.

Лутай почесал затылок. Он был рад встрече с побратимом, но