Мизанабим - Дарья Райнер

– Уже слышала? – хозяйка горько усмехается. – На каждом шагу об этом треплют.

Каллима замирает в круге света: зажжённые на столе свечи рассеивают полумрак, но углы съедают тени. Её кожа кажется не смуглой, а землисто-серой. Глаза будто ввалились, потеряли блеск, на лбу появились морщины, которых Умбра раньше не замечала. Перед ней не красавица, которой все завидовали, – лишь оболочка от неё.

– Ты больна?

– Я нет. А он был. Я сумела бы его спасти, Беглянка, понимаешь? Сумела! – Во взгляде гадалки мелькает что-то дикое. – Остальным не помочь, а ему могла. Но он не пришёл… И мне запретил. Его Слово – приказ. Всегда им было. Для всех в этом городе, – слова падают, как сухой горох, катятся по полу, исчезают под занавеской. Тень Каллимы пляшет на стене. Хозяйка не шевелится.

– Эула сказала, что судью убили… в собственном доме. За что?

– Не «за что», а для чего. В здоровом сердце истина. В чёрном сердце зреет яд. Что одному яд, другому – лекарство. Нити тянутся, узлы множатся. Острый нож наточен, скоро все перережет. – Она смотрит мимо Умбры, а губы продолжают шевелиться. Взгляд пустой, стеклянный, хуже, чем у Эулы, – вот что по-настоящему страшно.

– Ты не одна… – она запинается, подбирая слова, – не оставайся тут. Хочешь, пойдём со мной?

Умбра не решает сама: Братство должно проголосовать, – но бросить давнюю подругу вот так, когда ей нужна помощь…

– Уходи, Беглянка. Тебе пора. – Очнувшись, Каллима отталкивает её от себя. – У тебя есть платок? На лицо повяжи. И никого не касайся по дороге. Иди!

– Что с тобой будет?

– Кан-га.

Дыхание перехватывает. От единственного слова, произнесённого как приговор, по коже идёт мороз. Проклятие, которым Каллима пугала двух осинок, – то, что настигает после смерти за попытку изменить судьбу.

– Лишний узел, – поясняет гадалка мёртвым голосом. – Я пыталась спасти его. Взяла силы взаймы – у хозяйки дома. Той, что жила здесь до меня. Время платить долг.

Умбра отступает назад.

Тень на стене расползается чернильным пятном – не плоским, осязаемым. Клубящаяся тьма обнимает Каллиму сзади, ложась на плечи беззвездной шалью.

Умбра смотрит как заворожённая, не в силах перешагнуть порог и выбежать вон. Да, снаружи страшно, но там люди, живые!..

А внутри – скованная.

Улыбается ртом Каллимы, прежде чем зайтись не то смехом, не то кашлем. Выплёвывает зубы, и те разлетаются по полу, как недавно слова. Красивое лицо – самое прекрасное из тех, что видела Умбра, – превращается в посмертную маску. Кожа лопается, обнажая белую кость; ногти царапают шею, и кровь, повсюду кровь, а свечи гаснут одна за другой…

Дверь хлопает за спиной. Визжат петли.

Умбра летит, не разбирая дороги.

Стены, стены, трубы, люки, заколоченные двери, знаки на стенах, круги и линии, белая краска… Клиф смеётся над ней, подбрасывая тупики. Бьёт набат. Какой по счёту?

Над крышами растекается звон. Дорога к Девятому мосту кажется бесконечной.

«Остальным не помочь…»

Кровь стучит в висках словами Каллимы.

И снова площадь – Умбра огибает её, бросая на фонтан быстрый взгляд. Отблески пламени колышутся на воде: белый фрегат в основании колонны плывёт по алому зареву.

Время растягивается. Воздух, наполненный дымом, густеет. Каждый шаг даётся сложнее, чем предыдущий, словно Умбра идёт – или плывёт, подобно своей хищной тёзке – сквозь воду, захлёбываясь в криках толпы. Протестующих рабочих разгоняют дубинками, но их становится больше. У начала Кожевенной улицы возводят баррикады. С другой стороны, минуя заслон, летят склянки с зажигательной смесью.

Умбра ныряет направо, к мосту, оставляя за спиной фрегат – незыблемый и вечный. За это Эула его и полюбила. Но, скорее, не сам фонтан, а легенду о мастере Манаре.

По слухам, зодчий, построивший в Ласере – просвещённой столице доминиона – Лестничные храмы и знаменитые дворцовые сады, посетил Клиф на закате лет и был огорчён его безыскусностью: серые лабиринты улиц, разновеликие дома и суровый лик Удела не оставляли места для красоты. Клиф был создан таким: чудовище, лишённое света и грации. Вырубленное в скалах и связанное цепями. Что хорошего могло вырасти на его спине?..

И всё-таки Манар распорядился возвести рассветные башни, а перед их фасадами – фонтаны на площадях Внутреннего города. Скульптуру для одного из них он изготовил лично, используя только светлый камень и вложив особый смысл в своё творение. Хотел приблизить город к Ласере: яркой, многолюдной, празднично-живой – раю среди Окраинных островов…

Верхушка фрегата так и не была завершена. Грот-мачта и парус остались невидимы – призрачное эхо из былых времён. Мастер Манар умер здесь, так и не вернувшись домой. Упал с приставной лестницы, сломал позвоночник. Говорят, он прожил ещё несколько часов, глядя, как день тонет в чаше фонтана, а его дети и внуки прокляли Клиф.

Разрубленная нить, как сказала бы Каллима. Весь город держался на клочках и обрывках.

Узлы ненадёжны. Потянешь – развяжутся.

…Умбра чудом уворачивается, избегая прикосновений. Натыкается на женщину с грудным ребёнком – кажется, та плачет. Но чем помочь, чем она может?..

Краем мысли успевает понять: пожалеет. Но всё равно протягивает флакон с лечебной солью. И кому? Незнакомке на улице.

– Возьмите. Спрячьтесь в доме, его спрячьте!

Женщина смотрит непонимающе – пустой рыбий взгляд, – на пальцы сжимаются.

Умбра вовремя отдёргивает свои.

Младенец заходится криком.

Больше она ничем не поможет. Каждый сам за себя. Ей нужно домой – к своим. Лишь бы Ската не потерять в суматохе…

Впереди показывается арка Восьмого моста, и Умбра бежит со всех ног, не замечая людей, грубых окриков, скрежета цепей и щелчка затвора.

Она бежит и понимает, что опоздала. Мост разведён. Ворота закрыты.

Но остановиться Умбра не может. На миг ей кажется, что лицо Ската мелькает среди толпы по ту сторону канала. Упрямая сила в груди – то ли гнев, то ли надежда – толкает вперёд. Ещё немного, быстрее! А потом…

Раздаётся выстрел.

СТРАНИЦА ШЕСТАЯ. Побег

Нура стоит в стороне. Её отодвинули в угол, и теперь вокруг кипит жизнь, пока она молча наблюдает. Крепость наполнена суетой до краёв: братья двигают мебель, вскрывая потайные места, которые они называют схронами. Медные монеты, цепочки и всё хоть сколько-то ценное переходит в карманы. Отбирается только самое нужное; башмаки проверятся на крепость, пояса затягиваются туже. Карп и Ёршик в четыре руки набивают заплечный мешок припасами. Малой рассыпает холы и теперь отстранён от задания: Сом отправляет его в чулан за фонарями и склянками с маслом.

Нура видит разочарованный взгляд Ёршика,