Мизанабим - Дарья Райнер

– Полный! Тут никого.

– Малой следующий, потом Никса.

Ёршик переправляется легко, несмотря на свой рост – взлетает, словно пёрышко, – и когда приходит черёд Нуры, она решительно подбирает подол.

– Вашу ногу, мона, – Карп сверкает улыбкой. Даже сейчас он остаётся собой. Про таких в племени говорят: хари-ката – «поцелованный смехом».

Он легко подсаживает её и страхует, придерживая за щиколотку, даже когда Нура подтягивается, готовая спрыгнуть.

– Мою ногу, мон, – напоминает она, шевеля ступнёй.

А следом раздаётся выстрел. Башмак слетает, оставаясь у Карпа в руке. Нура кричит.

Карп падает, ударяясь спиной о баррикаду, и оседает вниз, на холодную землю. Его глаза расширяются, будто в удивлении. Из-под куртки капает, утекая, жизнь.

СТРАНИЦА СЕДЬМАЯ. Хозяйка

Звон в ушах.

Кто-то отталкивает её с дороги; Умбра падает на камни, сбивая выброшенные вперёд ладони. Кожа на руках кровоточит и горит огнём. Вокруг – плотный кокон, сквозь который едва пробиваются звуки.

– Вставай!

Её настойчиво тянут за подол платья. Затем за рукав. Сжимают ладонь. Боль вспыхивает с новой силой.

Умбра отбрасывает волосы с лица, чумазого, перепачканного землёй и частицами пепла.

– Нельзя на мост уже, нельзя! Застрелят, – продолжает твердить голос. Детский, смутно знакомый. Земля качается под ногами, когда Умбра пытается встать. Голова кружится. Люди бегут. Слева драка. Справа – скрежет. Чуть поодаль лежит тело. Мертвец. Один из рабочих с дыркой во лбу. Другой – в луже крови, с пятном на груди.

Тошнота подбирается к горлу. Умбра отворачивается.

– Круги разделили, теперь никто не выйдет. – Чужие пальцы впиваются в запястье. – Пойдём! Скорее!

Она бездумно переставляет ноги вслед за провожатым – лишь бы уйти от опасности, спрятаться за стеной ближайшего дома. Звериный инстинкт обостряет чувства, и туман в голове рассеивается через десяток шагов. Звон не исчезает, но становится тише.

– Вязга? Это ты?

– Я, я! Петелька ждёт, отведу тебя к ней.

Он изменился за два года. Вытянулся. Лопоухий мальчуган, бросивший камень за обиду на Сома. За то, что его с сестрой и других пиявок не пустили в Крепость. Умбра помнит взгляд, полный недетской злобы, и снежинки на обветренных губах. Помнит, как искала ночлежку пиявок днём позже…

А теперь они с Петлёй среди нутряков. Бывает же.

☽ ⚓ ☾

Она не спросила Сома.

Не позвала никого из братьев с собой. За столом, на кухонном совете, не стала поднимать руку. Её голос ничего бы не изменил: решение принято единогласно.

Умбра знала: так надо.

Надо защитить Крепость. Уберечь от пришлых. От чужаков. Никому нет веры. Каждый из братьев познал это правило на собственной шкуре. То, что им удалось отбить такое убежище, было само по себе чудом. Умбра уважала чудеса.

И всё же…

Она шла в город.

По старой дороге через болота, по подмёрзшей сизой грязи, держа под мышкой свёрток: два шерстяных одеяла из больничных запасов и остатки еды. То, чем она могла поделиться, не вызывая недовольства братьев. То, чего было в избытке. Жестяная банка с консервами и вяленая рыба – зимние запасы.

Умбра шла наугад, и всё же…

Ей повезло.

Петля и Вязга – его имя означало «крючок» на воровском жаргоне – прятались под Седьмым мостом. Как и она когда-то. Вроде бы недавно, но в то же время – жизнь назад. Та Умбра была Невеной, Одноухой лилией, получившей прозвище за случай с серьгой и порванную мочку.

Невена была «девочкой» – запертой, несвободной.

Умбра вместе с именем обрела и путь. Любое имя – ключ, так говорила Каллима. Крючок. Отмычка к сути.

Умбра видела нутро Вязги, когда недоверчиво-хмурое лицо озарилось улыбкой. Короткие ногти ковыряли колечко на крышке консервной банки. Голодный волчонок. Погладишь – лизнёт в ответ.

Суть Петли не поддавалась так просто. За сдержанным «спасибо» пряталась враждебность. Лёд, который не желал таять.

Уходя в тот день, Умбра оглянулась. Вязга помахал рукой. Прощание – от слова «прощать».

☽ ⚓ ☾

Вместо снега – пепел.

Он садится на кожу и тут же слетает – как цветочный пух. Загадай желание и дунь.

– Вязга, стой!

– Ты чего?

– Мне налево, к Седьмому! К своим надо, – Умбра пытается перекричать звон, упирается каблуками башмаков в щербатые камни.

– Туда тоже нельзя!

– Вдруг успею? Мне надо, пусти!

– Не успеешь! Подняли все мосты, закрыли!

– Все двенадцать?

Она не верит. Не понимает, как жандармам хватило времени. Шестой набат был?.. Значит, новый приказ. От кого, интересно, если судьи больше нет, как и доброго доктора по имени Враг.

Они бегут вдоль набережной. Вода в канале мёртвая, свинцово-серая. Даже небо, кажется, глотает, не отражая в своей глубине.

Кто-то из горожан спешит навстречу, проходит мимо с потерянным взглядом; от других слышна ругань или причитания. Где-то позади раздаётся звон битого стекла.

И песня. Ещё один детский стишок, отзвуки которого пробирают до костей.

«Век долог – жизнь коротка,

Брат не платит за брата.

Будет ждать у берега лодка,

Что выросло – пожато».

День Жнивья катится в сумерки. Лето умирает на Седьмом мосту. Лязг ворот отрезает надежду.

☽ ⚓ ☾

Он ждал её в назначенном месте. Вернее, не её – посланника. Человека с информацией, за которую «С.» был готов заплатить.

– Стой.

Невена послушно замерла.

– Назови моё слово.

Почти как в сказке. Только там слово – волшебное. Стоит пожелать, и всё исполнится. Иногда ей грустно оттого, что жизнь не сказка. Жизнь не разбирает, кто герой, а кто злодей. Не играет в поддавки и не даёт второй попытки. Винить её не в чем. Любая ошибка принадлежит только тебе. Упал и расшибся – смотри под ноги.

Если встанешь.

– Твоё слово – се аху.

Она хотела спросить, что это значит и что связывает незнакомца с языком та-мери, но всё-таки сдержалась. Боялась допустить ошибку, выбирала, куда наступить при следующем шаге.

– Почему Щуп прислал девчонку?

Невена поняла, что ошибочно приняла собеседника за взрослого мужчину. Высокая фигура в кожаной куртке с капюшоном принадлежала мальчишке – на пару лет старше неё. Это мало что меняло: он по-прежнему был сильнее и быстрее, – но удивительным образом она испытала облегчение.

– Я не от Щупа, но у меня есть это, – Невена подняла сложенный в несколько раз лист бумаги на вытянутой руке. – И я хочу предложить вам работу. Вы же этим занимаетесь? Крадёте у тех, кто может пережить? Ну, в смысле… кто не умрёт от голода. Вы не пиявки и не состоите в уличных бандах. Верёвочное Братство, ведь