Мизанабим - Дарья Райнер

– Повезло.

– Я не верю в проклятия.

Они нырнули в узкий лаз под внешней стеной. Окраины Клифа были темны и невеселы. Над головой раздалось гуканье – болотным совам тоже не спалось.

– Иногда они верят в нас, – сказала тихо Невена. Совсем скоро она увидится с Крепостью.

☽ ⚓ ☾

Умбра снова бежит.

Петляет в темноте, как слепая кошка. Она плохо знает верхние кварталы к западу от Седьмого моста, и всё, на что может уповать, это удача.

Зря обмолвилась про лекарство. Пожалела Вязгу и других детей, предложила помощь. Каллима в спешке не сказала, какая доза нужна. Ложка? Полстакана? Или нескольких капель достаточно? Из чего сделана та настойка цвета дёгтя, что выжигает заразу?

Теперь никто не узнает.

Склянка разбита: осколки рассыпаны по доскам. Пиявки – те, кто в добром уме – лакают с пола. Обезумевшие мычат и бьются лбом о стену. Столько боли, столько тупого, бессловесного страдания в этих звуках, что сердце рвётся на части.

Умбра знает, что Петля права. Вязга касался её и не раз: держал за руку, уводя с моста… И позже, когда сама Петля выбила из пальцев флакон, пытаясь отнять.

И что в итоге?

Спасения никому не досталось.

Быть может, Каллима ошиблась. Она всё же гадалка, а не целительница. Что, если подарок бессилен против хвори? Есть ли в природе чудо, панацея?.. Кажется, так врачи называют волшебство. Слово имперское, сложное. Не на язык – для понимания. Непросто веру уложить в пилюлю размером с ноготь или даже шприц с острой иглой. Умбра родилась в Запретном квартале: её пластырем был подорожник, а бинтами – оконная марля. Ещё кое в чём Петля оказалась права: ей не приходилось обращаться к практикующим врачам. Болячки заживали сами – им требовалось только время, – вшей она травила, а больное горло не стоило забот. От таких, как она, всё отскакивало: остальные в Братстве подтвердят, они из того же теста слеплены.

Оттого и сейчас Умбра не верит. Понимает умом, что должна заразиться, а сердцем знает: только не я, не со мной, не сегодня.

В Крепости они часто прибегали к «чур, не я!», когда дело доходило до серьёзных вещей вроде мытья посуды. В комнатах друг друга не хозяйничали: каждый убирался у себя, – но в коридорах нужно было наводить порядок. Ставить блюдечко с молоком на подоконник – для Улыбаки. Бросать за порог мослы – для Костегрыза. Следить, чтобы дверь во флигель была заперта, чтобы не пришёл Офицер, которого все боялись…

Они жили бок о бок со скованными и потому чувствовали себя такими живыми, наполняя междустенье Крепости смехом и руганью, играми, спорами, древними байками и жуткими песнями. Запахами, шагами, собой.

Умбра переходит на шаг.

Затем вовсе останавливается, кладёт ладони на ближайшую стену и прислоняется горячим лбом к холодному камню. Слышит, как он пульсирует в глубине, разгоняя кровь между кирпичными блоками.

Хочется заплакать, но слёзы не приходят. Глазам сухо и горячо, будто вся влага внутри кончилась. Когда она пила в последний раз?..

Она бы согласилась сейчас на колодезную муть – да что угодно! Ещё бы песню плеснявке спела в знак благодарности.

Но она здесь.

А они все – там. Пятеро, с кем связана корнями. Умбре больно, как если бы корни выдирали из земли. На что годно такое дерево?

Только на растопку – в печь бросать, когда осенняя стынь одолеет.

«Зима скоро», – сказала Эула перед тем, как они расстались. Снег-пепел она уже видела сегодня. Он не таял, просто садился на камни. Жалил кожу подобно мошкаре.

Если она не может вернуться к своим, значит, вернётся в салон Каллимы.

Всё просто.

Умбре нечего терять. Если столкнётся со скованной хозяйкой – пускай. В тёмной комнате за занавеской могут прятаться другие фиалы с настойками. Это единственный способ. Она не может прийти к Эуле сейчас, чтобы разузнать о Змеевых сынах, с которыми водил дружбу Скат. Если младшая Осинка заразится – Умбра себе не простит.

Глубоко вдохнув, она отталкивается от кирпичной стены. Когда принимаешь решение, становится легче. С выбором приходят и силы, чтобы совершить задуманное.

Всегда так было.

И будет.

Пока есть она. Одноухая девочка. Невена. Умбра.

«Уходи, – сказал Вязга с кухонного порога, глядя, как осколки разлетаются по полу. – Я-то хотел как лучше… Уходи».

В этом его суть, которая не изменилась. Всегда была чище, чем у сестры. Кор саат. Она вложила в его ладонь последнее, что осталось от Каллимы, – ноготь-оберег на тонком шнурке. «Слово на нём крепкое, земля не позовёт…»

Насчёт своего сердца – и зова земли – Умбра уже не уверена. Видимо, пришло время испытания.

☽ ⚓ ☾

Умбра чувствует себя тенью. Плоской, невыразительной, бесформенной. Она сливается со стенами домов и пятнами черноты на тротуарах. Движется бесшумно, избегая света фонарей. Многие из них разбиты – свет ушёл. Теплится за ставнями.

Гиены патрулируют Внутренний Круг. Тушат редкие пожары. Загоняют буйных под крыши и рисуют знаки. Улицы с заражёнными домами перекрыты бетонными блоками. Конечно, они никого не удержат – просто служат предупреждением. Завтра совет снова соберётся в ратуше, имея на руках цифры, а в сердцах – страх.

Он сейчас повсюду. Внутри и снаружи. Умбра прикладывает руку к животу: именно там гнездится её страх. Почему-то она всегда – сколько себя помнит – представляла его живым, вещественным: не червь и не паук, а нечто среднее, похожее на сколопендру со множеством лапок, скребущих, щекочущих, неугомонных… Иногда чудище затихало и сворачивалось клубком, чтобы уснуть на время, а, проснувшись, в голодной ярости впрыскивало под кожу яд. Жгучая отрава разгоняла кровь и заставляла бежать при малейшем признаке угрозы. Между вариантами «бей» и «беги» Умбра всегда выбирала последний.

Или почти всегда.

Бег отнимает много сил, в этом его главный недостаток. Если бы у неё выросли крылья, как у чаек, она бы давно перелетела мосты и оказалась в Крепости. Но такое бывает лишь в сказках про колдуна и деву-лебедь. Ёршику не нравилось, а Умбра любила такие истории. Ей казалось, что красота не идеальна, не выверена, не стройна, и нет смысла требовать от неё чего-либо. Всякая красота прячется в создании: глиняной фигурки с руками-веточками, или ожерелья из мелких ракушек, или вот платья, которое скроено и сшито с любовью… И так же легко красоту можно разрушить. Разделить целое на части, как осколки витражей на мостовой. Перестанут ли они быть красивыми? Быть может, для кого-то…