Мизанабим - Дарья Райнер

Умбре не в тягость: она ведь каждого по-своему любила. О такой семье мечтала, прижимая к боку спящую Эулу; мало ей было одной сестры. Мало тепла…

Могла ли любовь быть корыстной? Не на поверхности, а в глубине. Так глубоко, что иногда самому не достать до дна, не понять. Отдаёшь для того, чтобы принять. Когда тебя любит один – хорошо. Когда пятеро – в пять раз лучше. В этом ли весь секрет? В Истинной вере желать для себя – грех. Но разве грешен цветок, поворачивающий лепестки в сторону света? Разве виноват, что хочет тепла?..

– А это что? – спросила она, краем глаза наблюдая за Ершиком. Тот расстилал на камнях тряпицу.

– Тайник. Ну, мой.

– Вижу, что не общий, – Умбра снова улыбнулась, – но ты же понимаешь, что он перестал быть тайником. Вот только что. Когда я о нём узнала.

Как когда-то давно о схроне Ската. Видать, судьба у неё такая…

– Тебе можно. Ты не расскажешь, я знаю. – Он насупился, но тут же просиял. – Держи, это тебе.

На ладонь опустилась гладкая стальная брошка.

– М-м, взятка?

– Ты чего?

– Шучу я! – Умбра повертела подарок в пальцах: ласточка с раздвоенным хвостом, смутно знакомая. Нахмурилась, припоминая. Она собрала много якорей в Крепости – обошла все палаты. Не стоит хранить вещи, которые принадлежали другим. И обидеть Ёршика не хотелось, он ведь от чистого сердца.

– А давай её вернём, – предложила невзначай.

– Тебе не нравится?

– Она красивая. Но чужая. Понимаешь?

Ёршик помедлил, а затем кивнул.

– Я сначала всё линии хотел отдать…

– Что за линия? – Умбра подняла брови.

– Между морем и землёй. Ну, полоса прибоя. Говорят, если закопать «секрет» на границе и загадать желание, то оно сбудется. Вроде как подарок… перед просьбой.

Жертвоприношение. Вот как это называлось. Только кому – непонятно. Водным духам или земляным? В них верили кочевники, а выходцев из народа та-мери Малой не жаловал. С чего вдруг решил сыграть?

– Кто говорит? – спросила она осторожно.

Отойдя на несколько шагов, Ёршик копал неглубокую ямку – там, где песок становился мокрым и тёмным.

– Не помню. Городские. – Он беспечно пожал плечом. Кажется, и впрямь не помнил. Не скрывал.

Спрашивать о желании Умбра не стала. Друзья так не поступают. В душу понапрасну не лезут. Каждый имел право не только на свою комнату или стул в общей кухне, но и на страхи, желания, стремления.

Впрочем, все братья хотели выбраться с острова и отправиться в Ядро, накопив прежде достаточно денег.

– А мне можно?

– Если хочешь. – Сидя на корточках, Ёршик укладывал в землю монетку, засохший бутон огницы, звено латунной цепи, ржавый гвоздь с погнутой шляпкой, птичье перо и ту самую брошку. Сверху он положил стеклянный осколок. – Твоя очередь.

Умбра растерялась. Сунула руку в карман и нашла только моток ниток – шерстяных, тёмно-красных. Недолго думая, добавила к Ёршиковым сокровищам.

– Что теперь?

– Засыпаем. Только загадывай заветное. Самое нужное.

– Хорошо, – она послушалась и закрыла глаза, погрузив ладони во влажный песок. Слушая ворчание волн, пожелала, чтобы Ёршик исполнил свою мечту. О чём бы он ни думал в тот самый миг, по-взрослому морща лоб и по-детски шевеля губами.

Умбра знала одну простую вещь: когда исполняется твоё желание, это радость. Когда исполняется желание дорогого тебе человека – это радость вдвойне, и кажется, будто оно принадлежит вам обоим.

– Ты всё?

– Да, – она распахнула глаза. – Домой? Или хочешь ещё посидеть?

– Давай пока солнце не утонет.

Она кивнула.

«Пока солнце не утонет» стало для братьев своеобразной отметкой. После заката все собирались в Крепости, даже если днём были заняты своими делами.

Перебравшись на сухой участок земли, Умбра легла на спину, положив под голову руки. Ёршик доделывал штурвал, а она – продолжала мечтать.

О том, что будет после Клифа.

У них. Вместе.

☽ ⚓ ☾

«О капитан, мой капитан,

Тебя никто не ждёт в порту,

И не заполнит пустоту,

И сердце – море ран…»

Кажется, она задремала. Во сне звучал любимый припев Карпа. Никто не знал точно, сколько куплетов в этой песне. Моряки запевали по-своему, уличные музыканты добавляли что-то от себя или выбрасывали лишнее – слишком грустное, на их взгляд. От грустного толпа расходится, а весёлое – всем по сердцу.

Первое, что ощущает Умбра, – покалывание в левой руке. Заснула в неудобной позе, затекло всё, и даже ухо взрывается болью, стоит поднять голову от мятой подушки. Серая стена со шрамами трещин покачивается. Умбра тянется к лицу, чтобы протереть глаза, но вспоминает о бинтах. Тихий разочарованный стон падает с губ, а следом…

Она вскрикивает. Забивается в угол.

На неё смотрит лицо, замотанное, страшное, с выпученными лягушачьими глазами.

– Тш-ш, – человек вскидывает руку и отодвигается. Он сидит на колченогом стуле, на почтительном расстоянии от кровати. – Прости. Это не лучшее, что можно увидеть после пробуждения, и всё же… Костюм – необходимость. Если заболею – не смогу помочь нам обоим.

«Нам».

Умбра всегда придавала значение словам, какими бы сложными или простыми они ни казались. Всего три буквы означали общность, единение, будто что-то и впрямь роднило её с этим страшным человеком.

– Кто вы? – спрашивает она, с трудом шевеля языком. На потрескавшихся губах запеклись корки. Умбра обкусывает их, во рту становится солоно. В голове горячо. Мурашки перебегают с левой руки на спину, колются под платьем, как репейные иглы.

– Луас. Врач.

«Врач». Звучит как шутка.

Проморгавшись, Умбра наконец рассматривает мужчину. Крупный, широкоплечий, если встанет – будет ростом с Карпа, а то и выше. На руках перчатки, обувь тёплая не по погоде, будто за те часы, что Умбра проспала, снаружи наступила зима. Странная одежда – нечто среднее между халатом и плащом – не оставляет ни сантиметра открытой кожи. Волосы спрятаны под шапкой. Тканевая маска – судя по виду, состоящая из нескольких слоёв, защищает нижнюю часть лица. Верхнюю укрывают очки с круглыми затемнёнными линзами, сквозь которые невозможно разглядеть цвет глаз. Освещение в подвале очень плохое.

Человек в футляре, без примет и особенностей. Вера на слово – дорогая цена.

– Это имя или фамилия?

– Родовое имя, – отзывается он не сразу. – Моя семья – выходцы из Виретты, герцогства на юге империи. Меня зовут Альтред.

Она смотрит на собеседника слезящимися глазами. Моргает часто. Сглатывает. Ладони снова начинают чесаться.

– Зачем вам чужое имя, мон Луас? – шепчет она. – Не знаю, как я оказалась взаперти, но люк