Город титанов - Данияр Саматович Сугралинов

Внимание, чистильщик Денис Александрович Рокотов!

Статистика глобального прогресса обновлена.

Время до принудительной инициации Третьей волны: недостаточный уровень чистильщика.

Обновлены минимальные требования для участия в Третьей волне: ранг чистильщика 50+.

Текущее количество квалифицированных участников Третьей волны: 4.

Похоже, что глобальное уведомление увидели только обладатели интерфейса, потому что публика никак не отреагировала на него, продолжая скандировать:

— Кру-ши-тель! Кру-ши-тель!

А я тупо пялился на циферки. Осталось меньше 10% человечества? Из десяти остался один? И теперь хреновы жнецы решили, что пора снимать языковой барьер, потому что людишек осталось так мало, что можно не церемониться?

Еще больше потряс второй блок информации. Чистильщиков пятидесятого уровня и выше всего четверо на планете! То есть… Очевидно, что на материках и бездушные эволюционировали сильнее, и уровни у них там повыше, а я тут топчусь на своем втором!

Но главное — принудительная инициация Третьей волны. Что это означает? Чего от нее ждать?

С мыслей сбил усиленный громкоговорителем смешок Родриго. Этот беззубый говнюк будто знал мой план и делал все, чтобы он не осуществился.

— Друзья! Держат ли слово «Железные псы»?

— Да-а-а! — взревела толпа.

— Все знают, что мы держим слово, — прошелестел Бульдог. — Поднимаем ставки. Победитель получит свободу! Слово Бульдога.

— Слово Исабеллы Скорпион!

— Слово Мигеля!

— Слово Родриго!

Еж твою дрожь…

Стоящий рядом Рамос метнулся к своему мечу, я — к своему. Он поднял меч чуть раньше меня, ринулся в атаку, я чуть опоздал, но успел встретить его удар, бросив:

— Идиот!

— Ничего личного, — отчеканил Рамос, его глаза горели азартом. — Я хочу… жить!

Он ткнул в меня мечом, я отбил удар. Металл лязгнул о металл, отдавая болью в запястье. Силен, чертяка.

Рамос был уверен, что чистильщик 2-го уровня ему на один зуб. Что ж, изображу рахита, буду ждать удобный момент. Потому он нападал, а я отскакивал и блокировал удары.

Встречный выпад — лезвие моего меча чиркнуло по животу Рамоса, вскрыло кожу. Тот отпрыгнул и будто не заметил ранения.

— Брось оружие, — сказал я. — И останешься жив. Я не так прост, как кажется.

— Заткнись!

Я повелся на ложный выпад, открылся, но успел отшатнуться, и бок обожгло — по коже потекла горячая кровь. Толпа радостно заорала. Фоном звучал голос Бульдога. Босс рассказывал, какие твари их враги, как они готовы вцепиться друг другу в глотку, уверял, что никому из пришлых нельзя верить.

— Они прикончат тебя, как только ты выйдешь за ворота, — пытался я воззвать к разуму Рамоса.

— Они держат слово. — И снова выпад, в этот раз — предсказуемый. — И тем славятся.

И снова ложный выпад Рамоса, но я подловил его, скользнул в сторону и рубанул по его плечу — рука повисла плетью, меч выпал.

Зашипев, Рамос попятился, теперь он полыхал не ненавистью, а страхом. Я наступал, он пятился.

— Сдавайся, не хочу убивать тебя.

— Точно? — с сомнением спросил он.

— Да, блин, да!

Рамос поднял здоровую руку и вдруг как ринется на меня с рычанием! Мы вошли в клинч, он брыкался, лягался, вращал глазами и щелкал челюстями, силясь до меня дотянуться. Рука с мечом оказалась зажата между его плечом и боком. От напряжения жутко болел раненый бок, куда пытался ударить Рамос коленом. Когда он дотягивался, у меня искры сыпались из глаз, но я держался.

Наконец удалось поймать его на противоходе, и я боднул Рамоса лбом в переносицу. Хрустнул нос, донеслось бульканье. Я освободил меч и ткнул наугад — удар снова пришелся по руке.

Вспомнилось, как точно так же я разделывал Папашу. Это мой фирменный стиль такой.

Пинком я отбросил Рамоса к ограждению. Ударившись о прутья, он сполз на колени. Вместо того чтобы молить о пощаде, он с тоской на меня посмотрел и проговорил:

— Ты честно победил и заслужил свободу. А я — дурак. — Рамос склонил голову, подставляя шею под удар. — Сделай это быстро.

— Убей! Убей! Убей! — Крик толпы бил по перепонкам, одурманивал разум.

Победа над более сильным противником окрылила меня.

Если убью Рамоса, меня освободят. Ему лучше знать сильные и слабые стороны врагов. Он уверен, что победителя отпустят на все четыре стороны. Я буду свободен! А значит, отойду в сторону, куплю уровни, вылечусь и вернусь за Сергеичем и Тетыщей с ордой…

Шелестящий, как у Бульдога, подленький голосок нашептывал: «Что тебе эти придурки? Сохрани свою бесценную жизнь, вернись на электростанцию, они не стоят того, чтобы ради них рисковать!»

Пока я колебался, толпа начала уставать, теперь сквозь выкрики ' Убей!' прорывался свист. Решение надо принимать срочно!

Не факт, что меня, чистильщика, отпустят. Дадут уйти подальше, потом расстреляют — это, как говорил Фандорин, раз.

Не факт, что орда прорвется на укрепленную территорию. Да и получится ли собрать ту орду? Вдруг тут только титаны остались, которые меня не слушаются? Это два.

Три. На моей стороне внезапность. Другого шанса не будет, других бездушных тоже может не быть. Потому я отошел от Рамоса, вскинул меч над головой и проорал во всю глотку:

— Слышал, ваши боссы не нарушают обещаний. Это достойно. Это — честно. Я тоже не нарушаю. Я обещал не убивать Карлоса Рамоса и не убью.

От свиста толпы я чуть не оглох. Кто-то выкрикнул:

— Мужик! Молодец!

Но большинство скандировало:

— Кру-ши-тель! Кру-ши-тель!

Что ж там за Крушитель такой?

— Шоу должно продолжаться! — заверещала все та же не в меру активная женщина.

Я улыбнулся толпе, потряс кулаками.

— Освободите меня, и я обещаю вам шоу!

Прогремел голос Пако:

— Р-русский — благородный! Р-русский — честный. Он предпочитает умереть, но не нарушить слово. Это круто, правда?

Большинство зрителей завыло одобрительно. Вот только героя из меня делать не надо, да? Просто, мать вашу, выпустите монстра и снимите наручники! Я вам такое шоу покажу — век помнить будете.

— Пощады Деннису! По-ща-ды! — Пако вскинул кулак, и вот толпа, минуту назад готовая меня разорвать, просит для меня пощады.

Да идите вы на хрен! Бульдоженька, ты меня ненавидишь — спасай! Прямо аж захотелось выпрашивать поединка с монстром, но это было слишком подозрительно, и я смолк.

— Ой, дура-ак, — возмущался лежащий на боку Рамос.

Слово взял Мигель:

— Не, ну, так дело не пойдет. Кроме красивых жестов,